– Почему? – повторил я, испытывая невероятную подавленность.

Грейс мельком посмотрела на меня. Кажется, мой тон все-таки пронял ее. Она встала, но ко мне не подошла. Я добился желаемого: теперь и она разозлилась.

– Не ори на меня! – прошипела она, сердито сдвинув брови.

Отлично. Кажется, я получу желанную перепалку. Мазохист во мне занял позицию, приготовившись к сражению. На плотно сжатых челюстях задергалась жилка. Я ждал ответа Грейс, готовый снова прокричать свое «почему».

– А если бы ты узнал об этом в самый первый день, когда подобрал меня в городе? – с вызовом спросила Грейс. – Что бы ты сделал?

Она сердито смотрела на меня, стоя по другую сторону костра.

– Ничего бы не сделал, – честно ответил я.

Если бы еще тогда я узнал, кто она, у меня рука бы не поднялась ее убить. То, что она – дочь Селта, не отменяло моего долга перед нею.

– Хорошо. Возможно, ты бы меня пощадил, – продолжала Грейс, сверля меня глазами. – А смог бы ты поручиться за остальных? За Дакса? За Кита?

– Нет, – сердито признался я.

В ее вопросе была своя правда. Допустим, сейчас Грейс могла не опасаться меня и Кита с Даксом. Но рискну ли я поручиться за каждого жителя Блэкуинга?

– То-то и оно, – насмешливо бросила она, скрещивая руки на груди. – Скажи я тебе тогда, возможно, я была бы уже мертва. Меня бы пытали… или еще что-нибудь. В любом случае самым идиотским поступком было бы сказать тебе правду.

– Возможно, в тот день, – сказал я, подавляя вновь зашевелившееся чувство, что меня предали. – А потом? Почему ты врала мне вплоть до сегодняшнего вечера?

– Я только что тебе призналась, – возразила Грейс.

Чувствовалось, она изо всех сил пытается остаться спокойной.

– Зато вчера продолжала врать не моргнув глазом! – прорычал я, вскидывая руки.

Мое самообладание дало трещину. Я не знал, чтó больнее всего ударило по мне: новые сведения о Грейс или ее неоднократное вранье.

– Черт тебя побери, Хейден! – с отчаянием в голосе воскликнула она. – Я же тебе сказала! Что еще ты хочешь от меня услышать?

Я шумно и сердито выдохнул, пытаясь разобраться в мыслях. Так что я хотел от нее услышать? Я и сам не знал. Злость мешала думать связно.

– Грейс, ты вообще понимаешь, чтó означает твое признание? – резко спросил я. – Какие последствия оно может вызвать?

Взгляд был у меня под стать голосу – такой же сердитый и колючий.

– Хейден, а что изменилось? Я как была дочкой Селта, так и остаюсь ею, – решилась напомнить она.

– Что изменилось? Да все изменилось! Ты понимаешь, как опасно тебе находиться у нас? Или ты думаешь, что твой драгоценный папочка, если узнает, где ты находишься, будет сидеть сложа руки? – почти выкрикнул я, резанув по ней взглядом.

В ответ глаза Грейс скользнули по мне. Губы у нее были плотно сжаты, а ноздри – раздуты от неудачной попытки скрыть гнев.

– Нет, – буркнула она сквозь зубы.

– Конечно нет! – сердито подхватил я. – Если Селт узнает, что ты у нас, он соберет всех, кто у него под ружьем, и пошлет сюда. Из-за тебя угроза для населения Блэкуинга возрастает раз в десять. Как прикажешь мне заботиться об их безопасности?

Грейс молчала. Мои слова ударили по ней, как рухнувшая кирпичная стена. Даже дыхание у нее сбивалось. Меж тем ум подсовывал мне все новые и новые сложности, вызванные признанием Грейс, и это усугубляло мой гнев.

– И о твоей, – презрительно выдохнул я, качая головой. – Знаешь, как жители лагеря поступят с тобой, если узнают, кто ты такая? Не думай, что сумеешь затеряться в общей массе. Они превратят твою жизнь в ад. Это если не убьют тебя сразу же. Я, Кит с Даксом – мы помним, как и чем ты помогла. Но найдутся те, кому ровным счетом наплевать на твою помощь. Ты мгновенно станешь для них злейшим врагом и источником сведений. Сейчас тебе приветливо улыбаются. Но если люди узнают, чья ты дочь, они пойдут на любые мерзости, только бы вытянуть из тебя все мало-мальски важные сведения. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я не заметил, в какой момент своей гневной речи начал расхаживать перед костром. Голос мой звучал все злее, и в нем прибавлялось отчаяния. Чем больше я говорил, тем отчетливее сознавал, насколько сокрушительной может оказаться правда о Грейс. Это было чревато не только угрозой нападения со стороны Грейстоуна, но и опасностью расправы моих солагерников над нею.

– Понимаю, – с горечью произнесла она, злясь на правоту моих слов.

– А если бы ты вдруг снова оказалась в Грейстоуне, мы бы получили здоровущую проблему. Ты ведь видела у нас практически все… Готов спорить на что угодно: твой отец пришел бы в крайнее возбуждение от возможности вытрясти из дочки столько новых сведений.

Я разглагольствовал, описывая ей гипотетические ситуации, но мне было не унять свой воспаленный ум. Случись такое, это подорвало бы всю оборону Блэкуинга.

– Я бы ничего не выдала.

Ее голос звучал уже не так сердито. В интонациях появились другие чувства – боль и обида. Я недоверчиво фыркнул.

– Я бы ничего не выдала, – повторила Грейс, убедившись, что я ей не верю.

Несколько часов назад я бы ничуть не усомнился в ее словах, но сейчас…

– Я бы не поставила тебя под удар. И других: Джетта, Кита, Дакса, Докка… Я бы просто не смогла.

Эти слова почти не действовали на рану, нанесенную мне ее враньем. Спасибо гневу: он по-прежнему заслонял все прочие мои чувства.

– Я не могу сейчас верить ни одному твоему слову, – угрюмо произнес я.

– Хейден, ты чрезмерно усложняешь ситуацию. – Она укоризненно покачала головой.

– Усложняю ситуацию? – переспросил я. – Я всего лишь рассказал об опасностях твоего дальнейшего пребывания в нашем лагере. Не надо упрекать меня в преувеличениях.

– Да пойми ты: ничего не изменилось! – жестко возразила она. – Я – та же, кем и была. Просто теперь ты знаешь, кто мой отец.

– А что будет, когда об этом узнают другие? Когда им станет известно, кто у тебя отец и каких последствий им ожидать?

Я не мог стоять на месте, без конца сжимая и разжимая кулаки. В траве от моих хождений взад-вперед начала появляться тропка.

– Никто не узнает, если ты сам не расскажешь! – голосом, полным отчаяния, возразила Грейс.

– Узнают, – покачал головой я. – Раньше или позже, но узнают. Секреты недолго остаются секретами.

Грейс шумно выдохнула. Мне даже показалось, что она топнула ногой. Смотреть на нее я не мог. Не мог видеть ее жгучие зеленые глаза, пытавшиеся погасить мой гнев и умерить свой. Мое поведение лишь подтверждало ее опасения. Наверное, потому она не открывала мне правду вплоть до сегодняшнего вечера.