– Я же в шутку!

– Хороша шутка! А если б глаз выбил? Восемнадцать лет, а ума нет.

– Ты тоже хорош, – пробурчал парень. – Вон как мне в лобешник заехал! Теперь шишка будет.

– Не будет, не ври, – отмахнулся Петя и спохватился: – Кстати, как это я так ухитрился?

– Не знаю, прикрылся рукой, а потом снежок ка-а-к полетит обратно! И прямо мне в лобешник. – Митька снова потер пострадавшее место. – Наверное, кистью отбил. В общем, тебе видней.

– Ну да, кистью, – согласился Петя. – Хватит фигней маяться, иди уроки учи. – Митька в поте лица готовился к поступлению в текстильный техникум города Орехово-Зуево. Документов, правда, у него пока не было, но Петя обещал поговорить с Антоном Павловичем.

Про себя он отлично знал, что никакой кистью он ничего не отбивал. Просто внутри вспыхнула знакомая слепящая судорога.

Петя осторожно огляделся. Мир не изменился. Он был прекрасен, каковым и полагается быть миру в погожий зимний денек, но попытки вобрать в себя Петю не делал.

– Показалось, – решил парень и достал из кармана пачку «Золотой Явы». Выбив из нее сигарету, он еще пошарил в кармане… в другом… Спичек не было.

– Эх, – вздохнул он и повернулся было к двери, чтобы пойти за спичками, забытыми на столе.

«А почему бы нет?»

Петя взглянул на кончик сигареты, желая, чтобы она зажглась. И сигарета подчинилась! Сначала словно нехотя пошел дымок, закоричневел край бумаги, а потом появился полноценный уголек. Дальнейшие свои действия, кроме как прилипчивой Митькиной дурью, Петя потом объяснить не мог. Забыв про сигарету в руке, которая так и продолжала тлеть, он влетел на кухню и с криком «мама, смотри, как я могу!» уставился на микроволновку.

Треснуло, грохнуло, и купленная полгода назад печь окуталась клубами черного дыма.

Мать, собиравшаяся что-то спросить, сначала замерла, открыв рот, а потом, схватив полотенце, от всей души перетянула сынка по спине.

– Хулиган!

Петя медлить, а тем более оправдываться не стал. Увернувшись от следующего удара, он рыбкой сиганул в сени и дальше службами на задний двор. По опыту он знал, что мать отходчива, но под горячую руку ей лучше не попадать. Так и получилось. Спустя пусть не пятнадцать, а двадцать минут из низенькой двери, ведущей на задний двор, выглянул ухмыляющийся брательник. Поозирался и громко произнес в пространство:

– Эй, экстрасенс недоделанный, выходи, можно.

– Точно? – опасливо выглянул Петя из курятника.

– Ага. Только ты на всякий случай еще полчасика где-нибудь погуляй.

– Надо бы дров нарубить, – вспомнил Петя. – Пойду займусь.

Митька только захихикал.

Петя рубил дрова. Мало-помалу стало жарко. Телогрейка полетела на крыльцо, на нее тут же улегся Марс. Вальяжно развалившись, он некоторое время наблюдал за хозяином, а потом его заинтересовала блоха в хвосте, и он принялся добывать ее со смачным хлюпаньем.

Парень так увлекся, что не услышал стука в калитку. Зато услышал Марс. Он насторожил уши и зарычал. Негромко – скорее, для порядку.

– Что, Марсик? – разогнулся парень. – Чего ругаешься?

– Р‐р-р, – сказал пес, продолжая пялиться на калитку.

– А‐а-а, – понимающе протянул его хозяин, хотя стука за звонким хлопаньем полешек не слышал. – Входите, не заперто!

– Здравствуйте! – Во двор вошел Антон Павлович собственной персоной.

– И вам не хворать. В дом проходите. Я сейчас.

– Да нет, – отмахнулся Антон Павлович. – Я ненадолго.

Он огляделся, высматривая местечко, чтобы присесть. Ему понравилась ступенька рядом с Марсом, куда он и приземлился, предварительно сметя нападавший снег.

– Хорошая собака! – потрепал пса по могучему загривку Антон Павлович. Марс от такой вольности офигел настолько, что даже не стал скалить клыки. Поняв, что опростоволосился, пес улегся и сделал вид, что так оно и надо.

– Хозяйство не отморозите?

Его прервали. За дверью кто-то с грохотом ссыпался по лестнице, а через секунду входная дверь распахнулась, явив Митьку в ситцевых семейниках и не очень чистой майке.

– Ой, здрасти! – Парень шустренько дематериализовался в темноту сеней. Теперь из-за двери торчала только голова с растрепанными русыми волосами. – Не злится больше маманя, можешь в дом идти. Только микроволновки не надо больше взглядом жечь. Не напасешься же.

Петя поморщился не ко времени произнесенным словам. Так подставить перед начальством! Ну, Митька, погоди!

Митька, судя по всему, не понял, что рот открыл не ко времени.

Сказав все, что хотел сказать, он уже собрался было закрыть дверь, но Антон Павлович его окликнул:

– Подожди, не уходи. – Покопавшись в кармане, он прогнулся через крыльцо и протянул ему красную книжицу: – Держи, паспорт тебе выправил. Хорошо, что тебя увидел, вспомнил. Он у меня уже неделю по карманам болтается. Вот был бы номер, если бы потерял.

– Спасибо, – выдохнул Митя.

Он принялся листать документ, то и дело возвращаясь к своей фотографии и дате рождения.

– Извините, – он протянул паспорт обратно, – а почему у меня дата рождения такая? Я ж в шестьдесят восьмом родился!

– Ты себя в зеркало видел? – не выдержал Петя. На брата он наезжал редко, но сегодня тот выступил очень уж не вовремя. Объясняться с Антоном Павловичем не хотелось. А что объясняться придется, Петя был уверен. Еще паспорт этот… – Головой подумай! На роже восемнадцать, а в паспорте сорок с лишним!

Митька не обиделся.

– А‐а-а! – понимающе протянул он и исчез за дверью.

«Мама, мама!» – послышалось оттуда.

Антон Павлович улыбался.

– Спасибо, – тоже поблагодарил Петя. – Я уж обдумался, как к этому делу подойти. Не по справке же о смерти парню жить! А тут вы так вовремя.

Он замолчал, выжидающе глядя на начальство.

Тот тоже молчал, копался в своей похожей на сытого бегемота сумке.

Молчание затягивалось.

Наконец из сумки была извлечена знакомая серебряная фляжка. Антон Павлович сделал из нее хороший глоток и блаженно прикрыл глаза.

Парень уже знал, что фляжка появляется, когда начальству требуется собраться, и предвещает долгий разговор.

Сейчас он предложит глотнуть ему, Пете…

– Хочешь? – радушно протянул фляжку Антон Павлович.

Парень сделал глоток. Коньяк, как всегда, был хорош. Он огненным шаром прокатился в желудок и разлился там приятной теплотой.

Плюхнувшись на ступеньку рядом с Антоном Павловичем, Петя поймал на руку снежинку и разглядывал, как жесткий узорный кристаллик превращается в капельку воды. Затем он растер ее и надел перчатки.