«Рановато что-то я расслабился. Если это не любовная записка, то дело принимает скверный оборот».

Я развернул послание. На одной половинке листа была нарисована белка с орешком, на другой — печатными буквами был написан текст: «Ты еще не научился предавать друзей? Мне нужна твоя помощь. Муся». Далее был написан адрес общежития в дебрях Кировского района.

Утром в субботу в общежитии царила тишина: народ отсыпался после бурной пятницы. Не встретив никого ни в коридоре, ни на лестнице, я спустился на первый этаж. Вахтерша на проходной дремала.

«Неплохое начало!» — подумал я, сворачивая на дорогу в промзону.

Пройдя вдоль высоких бетонных заборов хлебокомбината, винзавода и промтоварной базы, я убедился, что слежки за мной нет. С чего я вообще решил, что она должна быть? Если за каждым знакомым Журбиной пускать наружное наблюдение, то никаких шпиков не напасешься. Не нужен я никому — и это радует.

У общежития, адрес которого был указан в записке, я осмотрелся. Ничего подозрительного. Хотя кто сказал, что шпионы должны стоять на каждом углу? Вполне возможно, наблюдатель прячется в соседней пятиэтажке и уже сейчас шепчет в рацию: «Объект появился, группам захвата объявляется полная готовность!»

Валентина Павловна скрывалась от органов госбезопасности в комнате на втором этаже. Я постучал в разболтанную дверь. Тишина. Постучал еще раз. В комнате послышались осторожные шаги. Кто-то подошел к двери и прильнул ухом к щели в косяке.

«Если меня там ждет засада, то все, конец — из милиции выгонят с позором, а если захотят, то осудят по уголовной статье. По какой? Был бы человек, статья всегда найдется! Укрывательство преступлений или недонесение».

— Муся, открой! — вполголоса велел я.

Замок щелкнул. Вместо Журбиной на пороге стояла незнакомая пожилая женщина.

— Заходи! — сказала она голосом Валентины Павловны.

Перейдя на нелегальное положение, Журбина изменила внешность: сиреневые волосы перекрасила в темно-русый цвет, состригла пышные кудри, на подбородок приляпала крупную бородавку с торчащими во все стороны волосками. Эта бородавка сбивала с толку, отвлекала на себя внимание. Посмотришь на женщину с такой блямбой на лице и ничего, кроме нее, не запомнишь: ни цвета глаз, ни формы губ. Безобразная бородавка на подбородке — прекрасное подспорье для начинающего подпольщика.

Одета Валентина Павловна была неброско, на руках никаких украшений, в ушах вместо золотых сережек дешевенькая бижутерия.

— Садись. — Журбина указала на металлическую кровать, заправленную грубым солдатским одеялом. Никакой другой мебели в комнате не было. В углу стояли два объемистых чемодана и пухлая спортивная сумка с надписью «Москва. Олимпиада-80».

— Валентина Павловна, вы собираетесь в турне по ленинским местам? — кивнув на сумку, спросил я.

— Прекрати! Мне и так тошно, что волком выть охота.

— Валентина Павловна, меня вчера допрашивали ваши «друзья» из КГБ. Они предупредили, что если я встречусь с вами и не донесу об этом, то снимут с меня голову. Я крупно рискую, Валентина Павловна, и мне хотелось бы знать, ради чего и из-за чего.

— Не ты ли мне говорил: «Я — враг условностей, я друзей не предаю!» — а теперь условия ставишь? Что тогда стоят твои слова?

— Я, Валентина Павловна, от своих слов не отрекаюсь, но наша дружба была взаимной: мне в качестве ее залога полагалась квартира. Вместо жилья я получил кукиш и теперь хочу узнать, что произошло.

— То и произошло, что все полетело псу под хвост! Как только Володя Маслов разбился, от меня отвернулась ровно половина моих знакомых, когда стало известно, что меня ищут кагэбэшники, вторая половина спряталась в кусты.

— Так все дело в Маслове? Странно. Вы официально на пенсии и не имеете никакого отношения к облсовпрофу…

— Это я сейчас на пенсии, а когда мы начали строительство дома отдыха, я была у Маслова правой рукой. Это я подписывала смету на строительство, и теперь с меня могут спросить за растрату и хищения. После смерти Маслова кто-то должен ответить за весь бардак в облсовпрофе. Я — самая подходящая кандидатура.

— О каком доме отдыха вы говорите, об «Изумрудном лесе»?

— «Изумрудный лес» построили до меня. — Журбина села на кровать, сетка под ней прогнулась чуть ли не до самого пола. — Хоть там я не засветилась!

В ее голосе я уловил нотки отчаяния. Что говорить, положение у нее незавидное: из шикарных апартаментов в «Журавлях» — да в какую-то конуру без мебели!

«Успею, успею я узнать, что случилось. Если Журбину еще не выследили, то времени у нас полным-полно. Рискованно, конечно, с ней сидеть. Зато интересно».

— Валентина Павловна, вы ели сегодня? — спросил я. — Здесь даже чайника нет. Может, мне сбегать в магазин?

— Не надо никуда ходить. Мне второй день кусок хлеба в горло не лезет. Я сегодня всю ночь не спала, все к шагам в коридоре прислушивалась.

— Как вы передали мне записку?

— Знаешь поговорку: «Если хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам»?

— Обалдеть! Вас никто не остановил на проходной?

— В моем возрасте обычно спрашивают: «Как здоровье?», а не к кому пошел. Твой адрес мне подсказал верный человек, остальное — дело техники.

— Где Валерик? Он с нами или перешел на сторону врага?

— Валерик — гнида. Он в тину ушел и думает там отсидеться. Пускай сидит, бог ему судья. Вот так, Андрюша, приближать к себе людей: Лебедева шантажировала меня, а Валерик сбежал при первых раскатах грома. Тварь неблагодарная. Когда я встретила его, он был законченным пьяницей, мочился в штаны, спал под забором. Я отмыла его, одела, обула, и вот он как отплатил мне за все добро! Вспомнил, мать его, что он до сих пор с бывшей женой официально не разведен, и вернулся к ней.

— Он знает, где вы сейчас находитесь?

— Нет. Об этой норе знаешь только ты и еще один человек. Скажу прямо — мой бывший любовник.

— Не Николаенко ли? — с вызовом спросил я.

— Нет, конечно. Жене я давно не доверяю. Не удивлюсь, если он сейчас в первых рядах тех, кто ищет меня.

— Валентина Павловна, давайте сделаем так: вы расскажете мне все по порядку, а я подумаю, чем смогу помочь вам.

Я опрокинул один из чемоданов, сел на него, откинулся на стену, закурил. Журбина вздохнула, посмотрела в окно, попросила у меня сигарету.

— Не знал, что вы курите, — сказал я.

— Я бы и выпила, да не хочу трезвость ума терять. — Она затянулась сигаретой, сбросила пепел на пол. Надолго оставаться в этом жилище Валентина Павловна явно не собиралась.

— Что же, слушай! Много-много лет назад я и Маслов работали вместе. Если тебе станут говорить, что я была его любовницей, то знай — это правда. Мой муж был пьяницей и «домашним боксером», мне от него не раз ни за что ни про что прилетало, а Маслов видел во мне красивую умную женщину. Володя был моей отдушиной в жизни. Временами мне казалось, что я люблю его, но он был женат и разводиться не собирался. Маслов из заводского профкома перевел меня в облсовпроф — это ему я обязана всем, чего добилась в жизни. Потом наши отношения из любовных перешли в дружеские. У Маслова появилась новая пассия, лет на пятнадцать моложе его, а мне стал оказывать знаки внимания Николаенко. В 1971 году мой муж застрелился, и я стала свободной женщиной… Что-то я не о том тебе говорю.