— А твоя подруга тоже с тобой ходила?

— Жанна? He-а… Она только один раз была на таком «банкете».

— А почему только один раз?

— Почему-почему… Любопытная какая! Потому что кончается на «у»! Любовь у нее там на «банкете» завязалась.

— Лю-юбовь? — Глаза корреспондентки загорелись. Этот «разговорчик» тянул на целую серию репортажей. — А с кем?

— С одним «бобром». Понимаешь, Жанке многие мужики «малявы», то есть письма, в камеру слали. Они как на прогулке увидят ее, так и шлют. Только ей никто из них не нравился, вот она и не ходила. Чего ей связываться-то с голодранцами? Да и какая любовь в тюрьме? Его на Колыму, а тебя в другую сторону… Но один раз я ее все-таки уговорила. Там она с Сибиряком и познакомилась… Только любовь их быстро кончилась. Ему дали срок — и на зону в Пермь, а нас с Жанкой — в Можайск. Он обещался, когда выйдет, ее найти. Мужик он авторитетный, богатый, у него куча фирм в Москве. Жанка, если б хотела, она бы и сейчас как сыр в масле каталась. Один подручный Сибиряка, Лучок, мелкая его шестерка, отыскал ее после выхода, предложил деньги, квартиру, только чтоб она его шефа ждала.

— А она что?

— Отказалась…

— Почему? — удивилась журналистка.

— Гордая! — тяжело вздохнула Тася. — Я, говорит, уже состояла на должности любовницы у одного бандита, и ни к чему хорошему это не привело, больше не хочу. Не хочу, говорит, больше! Сама, говорит, все, что мне надо, добуду! Вот потому мы здесь… Я с ней за компанию. Мне ж тоже деваться некуда, не к папаше же алкоголику в Кемерово подаваться.

— Значит, ваша подруга выбирает самостоятельную жизнь вместо того, чтобы стать любовницей обеспеченного человека? — подытожила журналистка.

Но белобрысая Тася не успела ей ответить. Дверь зрительного зала распахнулась, появился плечистый юноша со списком в руке и выкрикнул очередную фамилию. На ходу застегивая блузку, Жанна с ошеломленным лицом вышла из зала.

— Ну что так долго? — бросилась к подруге Тася. — Что, мурыжили тебя?

Журналистка тем временем обнаружила, что кассета диктофона закончилась. Не доставать же, в самом деле, блокнот… Отныне приходилось полагаться лишь на свою память.

Жанна выглядела огорошенной.

— Ну, что там было? — томилась нетерпением Тася. — Рассказывай!

Девушка вздохнула и дрожащим голосом попросила закурить. Ей сунули в руку «Мальборо».

— Собеседование — ничего страшного! — сказала Жанна. — Только не говори, что у тебя куча родственников. Тех, кто говорит, что у них много родни, сразу отправляют восвояси.

— Почему? — встряла журналистка.

— Откуда я знаю! — пожала плечами Жанна. — Может, сложнее выездную визу оформлять? Или, например, иностранцы боятся, что вслед за танцовщицей примчится толпа ее братьев и сестер?

— Ну, а потом? — дрожала от нетерпения Тася.

— Ну, потом заставляют раздеться. Полностью. Что-то типа медкомиссии. Проверяют грудь, кожу, нет ли шрамов, родинок, хорошие ли волосы на голове, смотрят рот, все ли зубы целы, измеряют фигуру.

— Кто проверяет все это, мужики?

— И мужики там тоже есть. — Жанна нервно затянулась сигаретой. — В белых халатах, как доктора. Но на докторов не похожи. Потом включают музыку и заставляют танцевать. Сначала танец живота, потом медленную мелодию. Потом рок-н-ролл.

— Ну и как ты?

— Станцевала. — Девушка равнодушно пожала плечами.

— Это мы в колонии намайстрячились, — гордо пояснила Тася журналистке. — Найдем по радио какой-нибудь забойный музон и отрываемся… Там все от наших плясок на ушах стояли. Видишь, пригодилось!

— Потом еще я сидела и долго ждала, пока запишут мои документы, напечатают контракт, выдадут талон на проживание в гостинице…

— Ух ты! — восхитилась Тася. — И гостиница, и контракт! Отлично! Сразу видно, что фирма солидная. Ох, Жанка, повезло же тебе, будешь как белый человек работать. Вот бы и меня тоже взяли!

— Без тебя я не поеду! — решительно заявила подруга. — Одной мне там делать нечего.

— Не боись, подруга, прорвемся! — заверила Тася. Внезапно она повернулась к журналистке: — Слушай, а давай ты тоже с нами, а? Мы втроем знаешь какой силищей будем, вся Европа задрожит! И пусть только кто посмеет нам слово поперек сказать!

— Я… Вообще я не знаю, я… — Журналистка не ожидала такого напора. — У меня мама здесь одна… И вообще, парень есть… Но я подумаю.

— Чего там думать! — фыркнула Тася. — Фирма надежная — ужас! Сама смотри, контракт — это ж какая юридическая сила! На Западе без контракта никуда. А если уж они в Москве для девчат гостиницу снимают, то это уж совсем железобетонно. Смотри, потом локти кусать будешь!

— Ну, не знаю… — мялась журналистка.

— Ой, хоть бы меня взяли! — застонала от нетерпения Тася и тут же захихикала: — Я согласна даже с их главным переспать, только бы меня приняли…

И, словно услышав ее обещание, широкоплечий парень выкрикнул в уже изрядно обмелевший коридор:

— Турчак есть?

— Есть! — закричала Тася и свободной походкой, изо всех сил виляя тощими бедрами, прошествовала в зал.

Ее не было очень долго — это был хороший знак… Жанна молча курила сигарету, сидя на подоконнике. Журналистка пыталась раскрутить и ее на беседу, но та отмалчивалась или отвечала односложно. Наконец репортерша поняла, что шансов поймать рыбку в мутной воде больше нет, и смылась домой писать репортаж.

Тася явилась из просмотрового зала через полчаса. Ее простенькое лицо с густым макияжем, призванным замаскировать задорные веснушки, лучезарно сияло.

— Жанка! Взяли! — заорала она и повисла на шее подруги, дрыгая от восторга ногами.

Та с облегчением выдохнула и улыбнулась — ее лицо постепенно утратило свои жесткие черты, помягчело и стало трогательно красивым, а едва наметившиеся ямочки на щеках придали ему лукавый оттенок.

— Я уже думала, что ты устроила там скандал, — сказала она, обнимая Тасю. — Ну что, едем?

— Едем! — Тася запрыгала от счастья, хлопая в ладоши, как ребенок. — Едем! Едем! Едем!

Палящее солнце Эллады к вечеру растеряло весь свой яростный жар, стало добрее. Оно уже не прожигало землю насквозь, иссушая ее прямыми лучами, а косо ложилось на белые дома, подкрашивая деревья розовато-золотым светом. Кобальтовое небо постепенно поблекло, точно старый василек, долго стоявший в вазе. Море тихо наползало на берег, с шуршанием откатывалось назад, увлекая за собой мелкую песчаную взвесь.

Древние Салоники готовились к наступлению вечера. В барах и ресторанах зажигались огни, официанты протирали столы и расставляли в вазах свежие цветы, музыканты выносили на эстраду свои инструменты.