– Оживлять не будем, – резко отреагировала Ирина.

– Почему? – поинтересовался я.

– Страшно, – призналась боевая подруга. – Нужно всё проверить, подтянуть…

– Что там подтягивать? Придумаешь, тоже… – возмутился Спика. – Техника рабочая, немцы на неисправной не поехали бы!

– Нет, я сказала! «Кюбель» оживлять не будем, второпях можно и угробить. Сперва нужно всё осмотреть, провести ТО, заменить масла и всё такое. Поставить свой аккумулятор опять же, а не снимать второй с «уазика».

– Ладно, принимается, – я не стал спорить, поняв, что она действительно опасается за сохранность ценнейшего аппарата. Побережём нервы группера.

– Вот! – кивнула Кретова, – Набивайте торбы, пешеходы. Воду не забудьте.

– И пожрать? Завтрак на ходу, как вариант, – вспомнил я о хлебе насущном.

– Выход через десять минут, – подвела черту Ирина.

Первыми были осмотрены самые дальние вагоны, стоявшие слева от диспетчерской. Я изначально не рассчитывал, что все они будут наполнены добром, так не бывает. И всё-таки три пустых вагона подряд не способствуют хорошему настроению. Зато в четвёртом нас ждала достойная награда, вагон был гружён отличной обрезной доской. Следующий, пятый, – брусом. В группе не оказалось специалиста по сортам древесина, поэтому экспертная оценка свелась к оценке Пикачёва:

– Крутые деревяхи.

И сразу опять всплыло сакраментальное «Как тащить?», эта проклятая фраза звучала уже трагически, обещав повториться ещё много раз.

– Если навскидку, то можно собрать подвеску на глайдер, и возить небольшие пакеты им, – рассуждал командир.

– Перевалку надо сделать на трассе. Сварить новый прицеп с трубой для длинномеров и челночить. Такие называли «санта-мариями». Одни здесь грузят, два глайдера складируют штабель у выхода на дорогу, там тоже звено работает. А «уазик» отвозит на прицепе в гарнизон, – несло штурмана.

В следующем вагоне мы обнаружили лакокрасочные материалы. Чего здесь только не было! Кисти, валики, поддоны… Этого количества хватит, чтобы на три раза выкрасить всю Пятисотку! Кстати.

– Спика, ты граффити увлекался?

– Баловался по малолетке, неплохо получалось, – важно ответил мне штурман.

– Тогда карабкайся внутрь, Айвазовский. Поищи аэрозольные баллончики. Если не найдёшь, бери банки с белой краской и, например, красной. Надо на всех зданиях написать крупными цифрами числительное «500». Чтобы знали, враги, чья это отныне собственность. Поставь на краю, ближе к вечеру заберём.

– Класс! – штурман поднял к небу большой палец.

– У нас лестницы нет, – проворчала Кретова.

– Зачем нужна лестница, если есть гравилёт? Поднялся, завис и малюй себе, – с искренним недоумением ответил вновь назначенный Бэнкси, и сконфузившаяся Ирина сухо закашлялась.

Итого, из девяти осмотренных вагонов материальные ценности имелись в трёх. Не самая лучшая пропорция. И всё же это удача. Напротив перрона вагонов не было, они, в том числе три цистерны, стояли дальше к востоку. Заранее договорившись, что осматривать вагоны и здания будем системно, по порядку и ничего не пропуская, мы пошли к кирпичной водонапорной башне, хотя Спика ворчал:

– Чего там смотреть-то, трубы старые да ржавчину?

– Дверь есть, значит, заходим, – строго сказала Кретова.

– Вот увидите, только время спалим.

Естественно, башня оказалась безнапорной, давление сюда давно не подаётся. Все подобные сооружения похожи друг на друга. Они могут быть круглыми в сечении или многоугольными, для узкой или широкой колеи. Эта могла обслуживать паровозы любой колеи, хотя путей узкоколейки на разъезде не было. Лишь пятнадцатиметровый отрезок непосредственно под башней.

Экипировка водой паровозов производилась через настенные раздаточные краны, расположенные на стене башне. Этим объясняется увеличение диаметра строения снизу вверх: к нижней узкой части подходили паровозы узкой колеи так, чтобы хватило длины нижнего настенного крана до горловин их водяных баков; путь широкой колеи был чуть дальше от башни, чтобы паровоз мог брать воду через верхний настенный кран на широкой части здания. Входная дверь одна, внизу, хотя я видел башни-колонки, у которых наверх вела внешняя железная лестница. И одно небольшое оконце наверху. Словно щель в доте.

Мы полезли внутрь, не подозревая, во что сейчас влипнем.

Прав был Спика, внутри смотреть оказалось не на что.

Допотопная запорная и раздаточная арматура, много труб и нечто похожее на рабочее место. На осмотр хватило трёх минут, в течение которых я понял, что группа уже зажралась. А ведь только начали! Тем не менее, даже абсолютно пустой вагон на нищей Жестянке имеет огромную ценность.

– Ловить тут нечего, пошли дальше, – вынес вердикт штурман, очень довольный столь удачным предсказанием, и первым спустился вниз.

Он открыл дверь, громко сказал «Ой!», словно увидев чудовище, и тут же захлопнул, закидывая крючок петлю.

– Волки, братцы! – выплеснул свой испуг штурман, не дожидаясь вопросов.

– Твою мать!

Волков я встречал редко, вблизи Пятисотки в основном попадается шакальё.

– Какие, сколько? – я оттолкнул его в сторону и прильнул к небольшой щели, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь.

– Рыжие с серым, похоже, степняки! Только большие очень и шкурой потемней! Успел увидеть троих и ещё хвост, все взрослые. Значит, не меньше четырёх. Перед дверью – вожак размером с трамвай! Тише разговаривайте!

– Ну, сейчас наговоришь… – нахмурилась Кретова, стаскивая сплеча СКС. – И кто же это у нас не захотел взять гравилёт, а? Что теперь делать будем?

– Еда и вода есть, – напомнил Спика.

– Раз четверо, значит, там целая стая. Их больше. Денис, чё молчишь?

– Предложил, мой был косяк, – неохотно повинился я. – Что делать… Что делать, да? Ясно одно: стая нам спокойно работать не даст.

– Мочить надо! Всех! – горячо выдохнул Спика.

– Нельзя мочить всех, им на смену из саванны тут же явится другая стая. Это же оазис. Их настёгивать надо, пока не появится рефлекс. Чтобы даже не думали подходить к человеку.

– Чёрт! И как ты их настегаешь, а, Рубин? Пока что мы в ловушке. Не в рукопашную же…

– В ножи не пойдём, – согласился я. – Так сколько их?

– Я сейчас! – с этими словами пулей Спика умчался наверх и вскоре вернулся с безнадёжными сведениями.

– Ни черта не вижу! Сюда бы этого сраного архитектора… Из амбразуры будет виден только паровоз, если он встанет внизу, земля вообще не просматривается. Шестерых насчитал, но прямо внизу ещё сидят, сволочи… Есть возможность чуть-чуть высунуть репу или руку с револьвером, но тогда не прицелишься. Да и ствол легко выронить.