— Брысь! — не глядя на него, пробормотал Костылев.

С третьего рывка бульдозер по сантиметрам, по малым крохам пополз вниз, ко льду, к четким угольничкам сонных судов, к толстому ледовому припаю.

— Поползла, — сиплым от неверия голосом проговорил угрюмый. — Волокем вышечку, волокем...

Можно было прибавить скорость, но Костылев, глядя в заднее стекло, неотрывно следил за людьми, скучившимися на взгорке, — не подаст ли кто сигнал. Он боялся, как бы вышка закорюченными салазками — своим основанием, ногами, ступнями, иначе говоря, — не зацепила аварийную арматуру. Но на горке никто руками не взмахивал, и тогда Костылев развернул нос бульдозера к суденышкам, прибавил скорости. Мотор стал работать тише, спокойнее, без гриппозной дрожи.

— Тошнит меня чего-то, — пожаловался угрюмый. — От газа.

— Не нюнь, — разлепил губы Костылев. — Жив останешься.

— Я бы этим геологам ноги повыдирал, — сипел угрюмый. — А главного — за решетку, чтоб другим неповадно было.

— На нервы действуешь!.. — Костылев остановил бульдозер, отработал задний, ослабляя буксир. — Иди, сними трос. И в кабину не возвращайся. Топай назад.

— А ты что за начальник? — встопорщил усы угрюмый. — Голова два уха, от земли не видно.

— Сказал тебе, на нервы действуешь, — обрезал Костылев. — Закончим ремонт — бульдозер твой назад возвернем. С собой не угоним.

Угрюмый выматерился, сплюнул на дно кабины, шаркнул войлочной подошвой унта, растирая плевок.

— За самоуправство свое ответишь.

— Отвечу!

Угрюмый распахнул дверцу, с горловым ахом вывалился на снег, Костылев развернулся и, обогнув угрюмого, по пояс утонувшего в снегу, прогнал машину на взгорок.

— Молодец! — Уно Тильк поднял руки над головой, сцепил варежки, потряс ими. Костылев в эти минуты почувствовал себя самим собой. Все, что было ранее, являлось каким-то сном. Да, все, что было раньше, — сон. С реальными, правда, картинами и реальными действующими лицами. А вот сейчас он как бы проснулся и понял, что жизнь вошла в свою обычную колею, что сам он — человек с мускулами, головой, волей, желаниями, что он далеко не мямля, каким показал себя на аэропортовском поле.

— Того дурня, бульдозериста, я ссадил с машины, — заявил он.

— Ссадил так ссадил, — Уно похмыкал в кулак. — Сейчас придет Баушкин, и мы это дело утвердим. А ты молоток, вышке лапы приделал по первому разряду. Скоро арматуру подымать будем. Готовься.

Только сейчас, когда рядом со скважиной не громоздилась поваленная вышка, Костылев заметил, какой странный снег вокруг, ноздреватый, с сальным блеском, древесно-пеплового цвета. Спаленный жоркими газовыми струями, снег был проеден до самой земли — то здесь, то там виднелись глубокие сусличьи норы.

Слом — рваная щель, подсекшая основание газовой колонки, толстостенная, присыпанная махрой вымерзшего газа — зиял жадно, как ненасытный рот фантастического животного, был щемяще-пугающим, таил в себе опасность. Опасность чувствовалась и по глухому нутряному бормотанию, раздававшемуся в глуби рта. В любую минуту слом мог рыгнуть секущей газовой струей, выбить глаза, содрать кожу с лица. Надо было спешно поднимать арматуру, крепить ее проволочными оттяжками, как иногда крепят с землей телефонные столбы, стоящие вдоль сельских проселков, щель же — окольцовывать хомутом. Хомут — это две полукруглые тридцатикилограммовые железяки, сцепляющиеся мощными, в руку толщиной, болтами.

Сверху, с горы, с сухим шелестом свалилась упряжка. Маленький ловкий Баушкин соскочил с нарт, еще не сбавивших бег, подкатился к Уно.

— Товарищ Баушкин! А, товарищ Баушкин! — всхлипнул завершивший свое горное восхождение угрюмый. — Меня с бульдозера ссадили. За что?

— Не нужен ты нам, — сказал Уно. — У нас свой бульдозерист есть. Работа рисковая, тут свой человек необходим.

— Свой так свой, — согласился Баушкин. Маленькие вороньи глазки его ничего не выражали, лицо тоже было непроницаемым. — Вышку к воде оттащили — это хорошо. Бульдозериста я забираю, машину оставляю. Это раз. Агрегат для задавки сегодня доставит вертолет. Это два. Народу сколько хотите — столько дам! Со всех работ сниму — вам отдам. Только одно надо — пустите газ в поселок. Иначе поселок вымерзнет.

Баушкин замолчал, копнул разукрашенным цветными фетровыми полосками пимом снег, поддел смерзшуюся глутку, ловко отбил в сторону.

— А, товарищ Баушкин? — вновь заговорил угрюмый.

— Будешь под ногами путаться — вовсе машины лишу, — предупредил Баушкин. — Понял?

Арматуру подцепили проволочными вожжами, Костылев тихими, крабьими рывками подогнал бульдозер, концы накинули на клешнину прицепа, и Костылев, правя бульдозер то вправо, то влево, начал поднимать рукастую, украшенную штурваликами вентилей арматуру. Он взмок в несколько минут, пот густой изморозью выступил на лбу. Заледенев, изморозь обжигала кожу. Костылев морщился, играл желваками оттого, что не может отнять рук от деревянных катушек рычагов, содрать ледяную корку со лба и щек.

— Сто-о-оп! — донесся до него крик, и Костылев всем телом надавил на педаль тормоза, потом поднес дрожащие руки к лицу, отерся.

— Де-ержи мертво! Не отпускай, — послышался вопль Уно. — Чтоб арматура ни на сантиметр! Иначе вся малина проки-и-иснет!

— Добро, — тихо отозвался Костылев, вывернул голову, глядя, как Вдовин, с помощью незнакомого Костылеву низенького человека, натягивает на устье скважины толстобокий хомут, а рядом с ними, выгнув острый, как у кузнечика, хребет и раскинув тонкие, чего даже не смогли скрыть ватные штаны, ноги, ждал на подхвате парень в барашковой шапке-кожанке с болтом в одной руке и гайкой в другой. Когда Вдовин и низенький смежили половины хомута, парень кинулся к ним под ноги, быстро заработал руками, высоко отрывая от тела локти.

Из-под хомута вдруг с пронзительным вязким шипением вырвалась густая ореховая струя, окутала людей тяжелыми лохмами тумана, из которого тут же вывалился верткий Баушкин, начал тыкать рукою воздух. Костылев увидел, что на крутобоком холме, из-под которого, как яйцо из-под курицы, выкатывался их взгорок, стоит странная, похожая на торпеду машина, выкрашенная в салатовый военный цвет. Машина пустила кучерявый дымный столб. Костылев различил, что машина эта — обыкновенный грузовик, у которого вместо кузова на мост поставлен старый самолетный мотор. Реактивный. Свое отлетавший, но в дело еще пригодный. С помощью таких моторов чистят взлетные полосы, оголяя бетон от ледяных наростов.

Водитель высунул из кабины свое слизанное расстоянием лицо, и