— Отдохни сейчас, — она целует меня в щеку. — Ты можешь рассказать мне обо всем утром.

Когда она уходит, я отправляю е-мейл Анжеле: Необходима срочная помощь, пишу я, с трудом заставляя свои пальцы и голову работать совместно, чтобы набрать простое сообщение. Позвони как можно скорее.

Здесь мне не с кем поговорить. Некому рассказать. И я уже скучаю по нему.

Мне необходимо услышать его голос, и я набираю номер Такера. Он отвечает после первого же гудка. В течение минуты никто из нас не произносит ни слова.

— Оставь меня в покое, — говорит он и отсоединяется.

(Переводчик: iloved; Редактор: [unreal])

Прошло три дня. Три мучительных дня, в течение которых я не звонила ему и даже не пыталась увидеться. Постоянно говорю себе, что так будет лучше, но, по правде говоря, это не так. С тех пор, как раскрыла свою сущность перед человеком, я даже представить себе не могу, какое наказание мне грозит, если вдруг кто-нибудь когда-нибудь узнает об этом. А может, это и к лучшему, что Такер отверг меня? Значит, он знает, что во мне есть что-то странное. Может ли он это доказать? Нет. Кто-нибудь поверит ему? Скорее всего, нет. Кажется невероятным, что он еще никому не рассказал, хотя, даже если Такер это и сделал, я же могу все отрицать. Мы могли бы вернуться к тому, что было раньше: он подтрунивает над моим характером, а я делаю вид, что понятия не имею, о чем он говорит. Черт, я очень плохая лгунья, даже когда пытаюсь обмануть саму себя. Мне хотелось бы, чтобы Анжела позвонила мне, и я смогла бы спросить у нее, что мне делать дальше.

Ночью, точнее каждую ночь, в течение этих трёх дней, я вижу сны о нем, словно мне днем не достаточно плохо. Я постоянно возвращаюсь в тот момент, когда проникла в его сознание и почувствовала то, что чувствовал он, когда поцеловал меня. Мне открыта его любовь ко мне, и тот миг, когда я понимаю, что его любовь переходит в страх, просто убивает меня.

На третье утро я просыпаюсь в слезах. Слезы текут по моему лицу, и когда я смотрю вверх, на потолок, углубляясь в своих страданиях, мне в голову приходит мысль: он любит меня. В его голове, в каждой его мысли, в каждом действии жила любовь. Любовь снаружи и внутри, безумная, иррациональная (и, конечно, немного распутная) любовь. Такер любит меня, и именно это привело его в ужас так же, как и в тот момент, когда он увидел меня светящуюся, словно рождественская елка. Он не знает, кто я, но он меня любит. Я сажусь. Может, мне следовало была догадаться об этом уже давно. Я не должна была считывать его чувства, чтобы узнать это. Но… когда я почувствовала, что в нем зародилась любовь, я не знала, что нахожусь в его голове, не заметила, что эти чувства были вовсе не мои. А почему? Легко. Это все я, человеческая часть моей ангельской сущности… Я люблю Такера Эвери. Честно. И именно поэтому я сейчас жду его в рафтинг-компании «Крейзи Ривер», за пределами его рабочего места, словно я одна из тех жутко настырных, бывших девушек, ожидающих, когда он выйдет, чтобы застать его врасплох своей любовью. Только он не выходит. Я жду уже больше часа. Обычно он появляется в это время, но сейчас там нет никого кроме блондинки, которая, как я полагаю, является секретаршей.

— Я могу вам помочь? — спрашивает она.

— Я так не думаю.

Она колеблется, не зная как воспринимать мой ответ.

— Вас ждет кто-то?

— Такер.

Она улыбается. Ей нравится Такер. Всем в здравом уме нравится Такер.

— Он по-прежнему на реке, — говорит она, — Его плот опрокинулся. Ничего серьезного, но из-за этого все они прибудут немного позже. Ты хочешь, чтобы я сообщила ему, что ты здесь?

— Нет, — говорю я быстро, — Я подожду.

Каждую пару минут я смотрю на часы, и каждый раз, когда мимо проезжает грузовик, я задерживаю дыхание. Несколько раз мне казалось, что все это плохая идея, и мне лучше уйти, но я не могу заставить себя сесть в машину. Во всяком случае, мне нужно хотя бы увидеть его. Наконец, большой красный грузовик с открытым прицепом, загруженным плотами, въезжает на стоянку. Такер сидит на пассажирском сиденье, разговаривая со взрослым парнем, возглавлявшим рафтинг, которого я встречала и раньше. Такер тогда назвал его Мерфи, хотя я до сих пор точно не знаю имя это или фамилия. Он рассказал о правилах поведения на плоту, которые прозвал «законами Мерфи», и повел нас вниз по реке.

Прямо сейчас Такер не видит меня. Он улыбается, как делает это обычно, когда рассказывает изюминку шутки, — криво, слегка показывая зубы и ямочки. Я слабею, увидев эту улыбку, вспоминая времена, когда она была направлена мне. Мерфи смеется, после чего они оба выскакивают из грузовика и, обойдя вокруг, возвращаются к прицепу, чтобы начать разгружать плоты. Я встаю. Мое сердце бьется так быстро, что мне кажется, будто оно вот-вот выскочит из моей груди. Мерфи отошел открыть огромные двери гаража, а затем, возвращаясь обратно к грузовику, заметил меня, стоящую неподалеку. Остановившись как вкопанный, он пристально смотрит на меня. Такер в это время усердно вытаскивает плоты из прицепа, ни о чем не подозревая.

— Так, — медленно говорит Мерфи, — Я думаю, что эта девушка пришла к тебе.

Такер стоит неподвижно где-то в течение минуты, словно его заморозили. Затем мышцы на его спине напрягаются, он выпрямляется и поворачивается, чтобы взглянуть на меня. Череда эмоций сменяется на его лице: удивление, смятение, гнев, боль. В итоге, он останавливается на гневе. Его глаза похолодели. Челюсть сжата. Я слабею под его взглядом.

— Вам нужна минутка? — спрашивает Мерфи.

— Нет, — тихо говорит Такер, словно пытаясь разбить мне сердце, хотя оно уже валяется разбитым на куски у моих ног, — Давай закончим это.

Я стою, приросшая к месту, пока Такер и Мерфи переносят плоты из трейлера в гараж, расположенный сбоку от офиса. Затем они проверяют их и спасательные жилеты, сверяясь с каким-то списком, и закрывают гараж.

— Увидимся, — говорит Мерфи, после чего запрыгивает в джип и получает чертыханье от Такера.

Такер и я стоим на стоянке, глядя друг на друга. Я до сих пор не могу сформулировать слова. Все, что я хотела сказать, вылетело у меня из головы, как только увидела его. Он невероятно красивый: его волосы все ещё влажные от воды, и глаза такие голубые. Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, и пытаюсь сморгнуть их. Такер вздыхает.

— Что ты хочешь, Клара?

Мое имя прозвучало странно, когда он его произносил. Я больше не Морковка. Мои волосы снова светлые. Он, вероятно, может сказать, что я не такая, какой хочу казаться.

— Мне жаль, что я солгала тебе, — говорю я, наконец, — Ты не знаешь, как сильно я хотела сказать тебе правду.

— Так почему не сказала?

— Потому, что это против правил.

— Какие правила? Какая правда?