Оставшись без копейки, женщина принялась искать работу. Несколько раз Анна звонила бывшему мужу с просьбой посидеть с дочкой, пока она будет на собеседовании, но ответ всегда был один: «Мне тоже некогда, решай свои проблемы сама». А как иначе? Мужа не слушалась, имела собственное мнение, хотела самостоятельности, теперь кушай свою самостоятельность большой ложкой, не обляпайся.

Постепенно Анна поняла, что на бывшего супруга рассчитывать не приходится, и перестала обращаться к нему за помощью. Александр тоже ей не звонил. Мужчина выжидал. Он знал: однажды жена сломается и приползет к нему на коленях. Конечно, он примет ее с дочерью обратно, но уже на своих условиях. И такой день настал.

Анна позвонила и срывающимся голосом сообщила:

– Я больна, у меня отказывают ноги, с работы уволили, просто не представляю, как жить дальше. И что будет со Светочкой?

Корягин ликовал: наконец-то она капитулировала! Бывший муж не сомневался, что болезнь Анны выдуманная, глупышка придумала такой нелепый повод, чтобы к нему вернуться. Ну какие болезни могут быть в двадцать пять лет? Разве только насморк.

– Хорошо, – сказал он, – я приму тебя обратно, но только с условиями. Во-первых, ты никогда не высказываешь свое мнение ни по какому вопросу. Во-вторых, ты всегда четко и быстро выполняешь мои приказы. В-третьих, мы будем жить в гражданском браке, никаких прав на совместное имущество у тебя не будет. В-четвертых, я найму няню для дочери, ты в процесс воспитания не вмешиваешься. В-пятых…

– Господи, – простонала Анна, – что же ты за человек такой, зачем тебе обязательно надо меня сломать?

Корягин в сердцах бросил трубку: она ничего не поняла, такая же упрямая, строптивая и меняться не собирается! Хорошо, он подождет еще. Китайцы говорят: если долго сидеть на берегу реки, то однажды мимо тебя проплывет труп твоего врага…

– А действительно, – встряла я, – почему вы хотите жить с немой и безвольной куклой? Что за удовольствие?

– Боюсь, вам не понять, – сухо ответствовал Корягин, – в современном обществе сместились ориентиры. В голове у женщин одна феминистическая шелуха, вы уже давно забыли, что нормальная семья зиждется на патриархальных устоях. У мужа должен быть непререкаемый авторитет, а жене следует подчиняться ему во всем и восхищаться им.

Я вздохнула. Да, авторитет у мужа – это здорово, вот только он ведь не угрозами и ограничениями зарабатывается, а уж тем более не побоями. Муж в патриархальной семье – как солнце, обогревает своей любовью и заботой всех домочадцев. А Корягин – типичный домашний тиран: мелочный, холодный, жестокий.

В комнате не было мебели, мы разговаривали стоя, однако я совсем не чувствовала усталости в ногах.

– Анна сообщила вам, что опека забрала у нее дочь?

– Пыталась. Она мне звонила, но я был на Бали, отдыхал там с… в общем, с друзьями я там отдыхал, поэтому не брал трубку. Когда вернулся домой, думал, она мне перезвонит, но она не перезвонила. А сам я звонить не стал.

Ага, с друзьями он отдыхал, как же. Такие старые школьные товарищи, с объемами тела девяносто-шестьдесят-девяносто и бюстом третьего размера.

– Когда вы узнали, что Светы нет в живых?

Корягин взял со стола вазу и задумчиво потер крутой бок.

– Она мне приснилась. Первого января. Потом я выяснил, что как раз сорок дней было, вероятно, ее душа прощалась с Землей и ко мне залетела. Сон был такой странный. Как будто мы в парке, Светка катается на карусели, а я снимаю ее на камеру. Она сидит в красной машинке, а в других машинках почему-то сидят взрослые – старушки какие-то, мужики, даже один военный, кажется, был. У всех лица – просто каменные, вообще никакого выражения. Покаталась Светка, слезла с карусели, я ее спрашиваю: «Хочешь мороженое?» «Мне нельзя, – отвечает, – у меня живот болит». Я смотрю вниз, а у нее дыра в правом боку, через нее улица просвечивает. Засовываю руку в эту дыру и – просыпаюсь.

У меня волосы на голове зашевелились, а мужчина рассказывал дальше:

– Я позвонил Аньке, ее мобильник был выключен, на домашнем телефоне сосед ответил, что она выбросилась из окна. «А где Света?» – спросил я. Он сказал, что еще в конце ноября дочь изъял отдел опеки и попечительства. Я решил, что Светка в детском доме, рванул туда. Там ребенка в глаза не видели. Поехал в опеку, инспектор Махнач сказала, что Света умерла от двусторонней пневмонии, показала справку. Я сразу понял, что она врет, что было какое-то преступление. Сделал вид, будто поверил ей, а сам стал копать.

Я проследил всю цепочку и выяснил, что Свету забрали из семьи, чтобы сделать донором почки. Инициатором изъятия ребенка стала соцзащита в лице инспектора Махнач и юриста Прудниковой, им помогала заведующая садом Бизенкова, а конечный исполнитель – хирург Фархадини. Мне понадобилось какое-то время, чтобы подготовиться к убийству Бизенковой и Фархадини. Хотел также застрелить Махнач и Прудникову, но меня кто-то опередил, буквально на два дня.

– Как вы их убили?

– Просто вошел в кабинет и выстрелил. Пистолет был с глушителем, хлопка никто не слышал. В медсанчасти при входе установлено видеонаблюдение, я это знал, поэтому был в темных очках и немного изменил внешность.

– Вообще-то заведующему отделением Фархадини помогала хирург Ксения Дьяченко. Почему вы ее не тронули?

– Планировал ее тоже убить, но поговорил с Аксиньей и понял, что для нее самое тяжелое наказание – жить и страдать. Вот пусть живет и страдает.

Меня поразило, каким образом толстокожее животное, мучившее собственную жену и ребенка, смогло так тонко прочувствовать чужого человека.

– Александр, вы состоятельный человек, зачем же самому убивать? Могли нанять кого-нибудь.

Корягин усмехнулся:

– Ну, во-первых, слухи о моей состоятельности сильно преувеличены, мой бизнес здорово пошатнулся в кризис. А во-вторых, моя мама говорила: «Если хочешь сделать хорошо – сделай сам». Не надо мешать посторонних людей в свои дела, лишние свидетели потом могут таким геморроем обернуться! И потом, где нанять, кого? Киллеры на столбах объявления не клеят. В Интернете есть предложения, но за ними, я точно знаю, стоят менты, ловят будущих подследственных на живца. Поэтому я всё сделал сам, так надежней.

– Не боитесь сесть в тюрьму?

– За меня не волнуйтесь. Мои подчиненные поклянутся на Библии, что я весь день провел в офисе. Это же подтвердит камера наблюдения. Также я из своего кабинета звонил клиентам и разговаривал с ними. Технически это совсем не сложно организовать.

Теперь я поняла, почему Корягин так откровенен со мной. С присущей ему мелочностью он подготовил себе безупречное алиби. Даже если я сейчас записываю наш разговор на диктофон, это ровным счетом ничего не значит.

Однако меня не покидало сомнение. Странно ожидать от нерадивого папаши, спокойно обрекшего дочь на полуголодное существование, такого поступка. Ведь когда Светочка была жива, Корягину было откровенно на нее наплевать! С чего вдруг такая бурная деятельность после ее смерти? Алиби, конечно, дело хорошее, но риск попасть за решетку остается всегда, и как ни крути, своя рубашка ближе к телу. Что это – запоздалое раскаяние? Или Корягин, как актер погорелого театра, решил примерить на себя роль убитого горем отца? От этих выстрелов попахивает театральщиной…