И невдомек было горожанам, что в промежутке между сбором дани и до того времени, как он сызнова у них объявился, много воды утекло. И не потому его опала постигла, что он княжича малолетнего убивать отказался. Иная причина была. Аукнулось-таки ему сластолюбие непомерное. Добрался все ж таки дедок до Рязани стольной. Сторожко он к ней шел, все больше окольные пути выбирал, так что когда Гремислав спохватился и погоню послал вдогон – ни с чем она воротилась.

Да и в Рязани нашлись добрые люди, подсказали, когда лучшей всего к князю в ноги бухнуться, чтобы Гремислав со товарищи перехватить не сумел. И лучшей всего не в столице такое учинить, а поймать князя, когда он в Ожск али Ольгов наведается. Так дед и сделал.

Немедля учинив судебное разбирательство, Константин заставил дать обвиняемому Библию, но тот, положив руку на священную книгу, громко и прилюдно поклялся, что не повинен в изнасиловании, да и брата девушки убивать вовсе не хотел – тот сам набросился на меч, который дружинник выставил перед собой, пытаясь защититься от юного безумца. Старик только плакал, онемев от такой чудовищной лжи, но сделать было ничего нельзя. Расклад был равный – слово дружинника против слова старика.

И вот тогда-то из рядов хмуро переговаривающихся меж собой воинов выступил Любим.

– Я видок, – смело заявил он и начал рассказывать, где именно Гремислав завалил девку, как выглядел этот тенистый овраг и какие колючие кусты терновника росли неподалеку. Именно они и стали помехой для убегающей от насильника девки, цепко ухватив ее своими колючками за юбку и дав тем самым фору Гремиславу, который за эти несколько секунд успел добраться до беглянки.

Побледнев, обвиняемый начал было оправдываться, но Любим выкладывал доказательство за доказательством, одно весомее другого, и Гремислав выдал себя окончательно, истошно заорав:

– Но тебя же не было там! Не мог ты видеть всего этого!

Окончательно доказав этим выкриком свою вину, княжеский дружинник был обречен, но тут к князю прошел бледный, но внешне невозмутимый тезка Константина, который с недавних пор возглавлял в отсутствие Вячеслава конную дружину. Склонившись к князю, он шепнул ему на ухо, что Любим в ближайшие две недели и впрямь не отлучался из Рязани и видеть ничего не мог. Стало быть, настоящий видок не он, а тот, кто пересказал Любиму все подробности лесного преступления.

Пришлось отложить судебное разбирательство на следующий день и попытаться в присутствии старого Сильвестра вытащить из молодого парня подлинную правду. Однако тот упорно стоял на своем, не желая выдавать подлинного видока. Сознался он уже ближе к вечеру и то лишь после того, как князь пригрозил, что выпустит насильника, оправдав его.

Попросив разговору с глазу на глаз, Любим поведал ошеломленному Константину, что на самом деле подлинным видоком был сам Гремислав, мысли которого им, Любимом, были слышны так же ясно и четко, будто он произносил их вслух. После нехитрой проверки, заключившейся в безошибочном чтении мыслей самого князя, Константин вздохнул и принял решение. Оно заключалось в том, что завтра вместе с Сильвестром и десятком дружинников Любим и Гремислав поедут на место преступления, дабы ни у кого не возникло ни малейшего сомнения в истинности слов видока и виновность одного из наиболее доверенных воев князя стала очевидной.

Сам того не подозревая, Гремислав очень точно подсказал Любиму, где именно произошло изнасилование. Казалось бы – все, и по возвращении оттуда можно смело выносить приговор, но ведь Любим был один, а Русская Правда требовала семь послухов, не меньше. В случае же, если истец не отказывается от своих обвинений, она предусматривала испытание железом, о чем намекнул тихонько князю старый Сильвестр.

– Стало быть, железо, – вздохнул Константин, но Гремислав, бросив искоса взгляд на руки старика, составлявшие сплошной большой закостеневший мозоль[159], постарался себя обезопасить от такого риска. Он выступил вперед и во всеуслышанье объявил:

– Негоже, княже, когда на твово слугу верного прирок[160]такой изречен. Я вой, а стало быть, и сам за себя могу постоять. Прошу тебя, княже, божий суд объявить. Пущай там на небесах истину изрекут.

Гремислав знал, чего он просит. Навряд ли кто из простых селян или ремесленников сумел бы справиться с ним – что на мечах, что на секирах. За своих дружинников он тоже был спокоен. Пусть и не был он ни с кем в близких отношениях из-за своей нелюдимости и излишней жестокости, но он был свой в стольной Рязани, а старик прончанин – чужак. К тому же тягаться с ним и впрямь было затруднительно даже лучшим из воинов Константина.

На рожон мог полезть разве что кто-то из числа новичков, которыми пополнили потери княжеской дружины после Коломны. Но тех воев насильнику бояться и вовсе не стоило. Им и пары минут было не выстоять против него в бою один на один.

Рванулся было Любим, горя желанием восстановить справедливость, но Константин со своего судейского кресла властно махнул рукой, чтобы парень отступил назад.

– Послуху не подобает свой меч вздымать, – пояснил он сумрачно, а ободрившийся Гремислав, чувствуя, что он вот-вот одержит верх в этой судебной тяжбе, горделиво поглядывая на угрюмо молчащую толпу – торопиться на верную смерть никто не отваживался, еще раз громогласно повторил свой вызов:

– Готов с кем угодно в бою немедля сойтись!

– Нешто и впрямь татя верх будет, – сокрушенно вздохнул дед-прончанин, и скупая старческая слеза мутной каплей выкатилась у него из глаза, но в этот миг чья-то тяжелая рука легла ему на плечо.

– Не горюй, старче, – пробасил пролезший из задних рядов огромный молодец.

– Юрко это по прозвищу Золото. Из новиков[161]он, – полетело по оживившейся толпе, а тот, бережно отодвинув старика в сторону, прямиком направился к Константину и низко склонился перед князем в поясном поклоне. Выпрямившись, он, посопев, явно не зная с чего начать, наконец бухнул попросту:

– Я старику верю. И Любиму верю. А ентому злыдню, – он небрежно кивнул в сторону Гремислава, – ни на едину куну. А Господь тож поди не слепой. Повели, божий суд учать.

Константин мрачно посмотрел на Юрка. Парня было жалко. После того зимнего путешествия Константин без колебаний принял его в дружину, но на поединок с таким опытным бывалым бойцом, как Гремислав, выходить ему было еще рано – уж очень необученный. Даже при всей своей неимоверной силе ему было не выстоять. Тем более на помощь с небес, которая неожиданно явится парню во время поединка, Константин, в отличие от Юрка, не рассчитывал. Однако надо было что-то решать, причем срочно. «Какое же ему оружие порекомендовать, чтоб хоть как-то уравнять шансы?» – лихорадочно размышлял он. И вдруг он вспомнил, что когда-то где-то что-то он то ли читал, то ли видел…