–Что «но», Клав?– напрягшись, потребовал ответа Ладожский.

Нет, решила Клавдия, пожалуй, не станет она лопать еще, а то пока домой доберешься, а вдруг приспичит по-маленькому… Лучше оставит она это лакомство на потом и съест дома.

–Понимаешь, Матвей,– перевела она наконец взгляд с арбуза на Ладожского,– я не знаю, какого рода психологическую травму нанесла тебе твоя прошлая женитьба, причина этой женитьбы и ее последствия. Но наверняка же бесследно для твоей психики эта история не прошла. И не знаю, справился ли ты с этой проблемой или заполучил какой-нибудь нехилый комплекс. Только должна тебе сообщить, что я беременна и жду от тебя ребенка. Никаких доказательств, справок и всяких там УЗИ я тебе предъявлять не собираюсь. Я просто буду толстеть, а ты будешь наблюдать этот процесс, находясь рядом со мной. И да, я пойду за тебя замуж, и не потому, что беременна, а потому, что выяснилось, что жить без тебя у меня плохо получается. И да, нам придется как-то решать вопрос, чтобы устроить совместное проживание вместе с бабушкой, Пашкой и Робертом Ромуальдовичем, то есть всем колхозом сразу,– вывалила на него все и сразу Клавдия.

–Этот вопрос я уже решил,– отмахнулся Матвей, напряженно всматриваясь в выражение ее лица.

–Как?– подивилась Клавдия.

–Путем сложного обмена и купли-продажи с вашими соседями по лестничной площадке,– торопливо объяснил он и отмахнулся:– Это сейчас не важно, Клав.

–С Григорьевыми?– поразилась Клава.– Которые переезжают? Это они, что ли, из-за тебя собрались переезжать?

–Из-за нас,– досадуя, что приходится обсуждать столь неважные в этот момент вещи, объяснил Матвей и попытался задать главный вопрос:– Клав…

–Но у тебя квартира намного больше и в дорогом доме, с классным ремонтом, а у них…

–Да все это ерунда, Клав,– скривившись, недовольно отмахнулся Матвей.– Какая разница, главное, что уже в январе эта квартира будет нашей. Отремонтируем, сделаем, не проблема.

–А как тебе это удалось?– все дивилась Клавдия.– Они же никуда не собирались переезжать! Они очень милые люди, и бабуля с ними дружит, и, если бы они задумывали продажу квартиры или переезд, она бы точно знала.

–Подкуп в виде возможной халявной выгоды как мощную мотивацию еще никто не отменял,– пояснил торопливо Ладожский, захваченный более важными и насущными мыслями.– И даже очень хорошим людям трудно преодолеть такой соблазн, вот они и не преодолели.

–Ничего себе,– дивилась таким чудесам Клавдия.

–Подожди,– потребовал Матвей и спросил наконец:– Ты беременна?

–Да,– подтвердила весело Клавдия и кивнула.

Весело. Ну а как еще? Потому что, стоило ей увидеть эти красно-розовые куски арбуза, как сразу же все-все в ее жизни наконец заняло правильные и достойные места. И стало ей вдруг легко, светло и необычайно радостно, и что-то запело в душе Клавдии тихую, прекрасную, волшебную песню. Наверное, счастье.

–То есть…– все никак не мог до конца осознать ошеломляющую новость Ладожский.

–…в июне месяце ты станешь отцом,– закончила его вопрос предупреждающим ответом Клава.– Пока не знаю кого, мальчика или девочки, не спрашивала, хочу сохранить интригу,– объясняла она.

–Интригу…– повторил за ней рассеянно Матвей и расплылся в довольной и немного шалой улыбке.– Клав, у нас будет ребенок? Настоящий? Наш?

–Да,– снова подтвердила она…

…и вдруг расплакалась. Вот так, в один момент и вроде бы ни с того ни с сего, вроде же улыбалась и весело ей было– и раз– заревела.

–Клав!– ринулся к ней Матвей, перегибаясь через коробку передач, очень неудобно, но он не замечал сейчас никакого неудобства.– Ты что? Тебе плохо?

–Нет,– плакала уже чуть ли не навзрыд Клавдия,– мне не плохо, мне хорошо…– И, уткнувшись в его плечо, пояснила капризным голосом:– Я теперь все время плачу. Я теперь люблю поплакать.

–Ну да, гормональные изменения, провоцирующие резкие перепады настроения, я помню,– переводя дыхание и отпуская тревогу, покивал понимающе Матвей и принялся поглаживать ее по голове, уговаривая скорее себя, чем Клавдию:– Ничего, ничего, это нормально для беременных женщин, это не страшно. Главное– плакать от счастья, а не от неприятностей и переживаний.

Он замолчал на какое-то время, задумавшись, продолжая нежно поглаживать ее.

–Ты знаешь, что малыш у мамы в животе слышит сразу два ее голоса: внешний, то есть снаружи, и внутренний, то есть внутри организма. Потому что, когда мы произносим звуки и слова, они прокатываются звуковыми волнами разных частот по всему нашему организму. Мы замечаем это, только когда кричим, ругаемся или поем. А малыш улавливает любые вибрации, даже очень слабые. Поэтому очень важно, чтобы мама всегда находилась в хорошем настроении и если плакала, то только от радости.

–Эхм-м-м…– усмехнулась, всхлипнув сквозь слезы, Клавдия, сразу же, в один момент, перестав реветь.

–Ты что?– спросил Матвей и, чтобы увидеть ее лицо, вывернулся еще более неудобно над этой неуместной сейчас совсем коробкой передач и торчащей ручкой скоростей, впившейся ему куда-то в бок под ребра.

–Просто сейчас– как тогда, в детстве,– пояснила Клавдия, глядя на него сияющими голубыми глазами.– Ты все такой же очень умный и немного странноватый, не совсем такой, как все, мальчик, который рассказывает мне всякие поразительные научные факты и истории…– Она всхлипнула еще разок, теперь уж от избытка чувств и добавила:– И арбуз в контейнере…– И тут же собралась снова заплакать, новой волной, от переполнявших ее эмоций и чувств.

–Ну ладно, ладно, все,– снова прижал ее к себе Матвей, предупреждая очередной слезный заход, попросив:– Хватит плакать. Давай уже поедем домой, сдаваться Софье Михайловне и Павлу со всеми нашими новостями.– И вдруг спросил:– Считаешь, мне достанется от нее за то, что я лишил ее хороших соседей и друзей?

–Вряд ли,– вздохнула, успокаиваясь, Клавдия, передумав-таки заходить на следующий круг рева,– но может и поворчать.

–Ну что, поехали, проверим?– заглянул он ей в глаза.

–Поехали,– согласилась она, одаривая Матвея лучезарной, счастливой улыбкой.

И таки запихивая в рот еще один кусочек арбуза.

Поскрипывая снежком под унтами, подгоняемая пощипывающим морозцем, Валюша торопливо шла по тропинке к стоявшей наособицу от ближайшего стойбища большой юрте, украшенной вышитыми на войлоке рисунками и знаками.

Зима нынче пришла ранняя, капризная да переменчивая, неустойчивая, как весь прошлый год: то морозом ударит, как вот сейчас, то теплом пахнет, перебаламучивая зверя в тайге и в стойлах, курятниках и конюшнях, теряющегося от таких перепадов. Но ничего, перезимуют, хотя шаман говорит, что зима будет тяжелой и морозной, а весна и того пуще– аж с двумя затмениями.

–Ты звал меня, дедушка?– остановившись перед шкурой, закрывавшей вход в юрту, спросила громко Валюша.