его знаменитой статьи и получения профессорской должности в Стэнфорде «Дэвид стал меньше заниматься наукой… и вообще стал меньше интересоваться исследованиями».

Его самой успешной работой после окончания эксперимента стал учебник по патопсихологии, написанный вместе с Мартином Селигманом, который сейчас используется на занятих по всей стране в своем четвертом издании. Исследование Розенхана о поведении присяжных включает статью о том, как ведение заметок помогает им вспомнить факты, и статью о способности (а вернее, неспособности) игнорировать факты, которые судьи признали неприемлемыми. Вместе с Ли Россом и Флоренс Келлер он работал консультантом по судебным разбирательствам – психологом, который помогает в подготовке к судебным процессам, например, в выборе присяжных, составлении напутственного слова присяжным и заключительного заявления – они были первыми сторонниками использования социальных наук в юридическом анализе.

Друзья Розенхана цитируют его исследование о «чрезмерной религиозности» как их самую любимую работу, хотя она так и не была опубликована. Оно показало, что шокирующий процент студентов Стэнфорда верил не только в Бога (75 %), но также и в креационизм (59 %), из чего Розенхан сделал вывод, что, несмотря на то что «на протяжении этого столетия религиозность негативно коррелировала с образованностью и местом в обществе, появляется все больше доказательств того, что направление этой корреляции резко изменилось».

Ладно, как бы любопытно это ни звучало, насколько реалистично для вас звучит утверждение, что в 1990-е годы 59 % студентов Стэнфорда верили в креационизм?

Теперь мои антенны настроены на любой сигнал о мошенничестве, как бы несправедливо это ни выглядело. Казалось бы, с публикацией этой классической работы исследование должно было прийти на выручку системе психиатрической помощи, об упадке которой Розенхан прекрасно знал. Однако, за исключением дополнения к этой работе, он никогда ничего не публиковал о серьезных психических заболеваниях и госпитализации душевнобольных.

Преимущество двойной профессуры Розенхана в областях права и психологии было не только в более высокой зарплате по сравнению с коллегами-психологами, но и в двух отдельных кабинетах, работавших для некоторых его студентов и коллег как плащ-невидимка. «Вы искали его на кафедре психологии, а он был в другом кабинете, – рассказал мне один из его бывших аспирантов. – Стоило вам пойти туда, как он уже возвращался на кафедру». Казалось, он был одновременно везде и нигде.

Элеанора Маккоби – одна из самых уважаемых специалистов в области психологии развития, работавшая с Розенханом сорок лет и даже возглавлявшая должностной комитет, когда Розенхан получал звание профессора. Во время нашей беседы в доме престарелых накануне ее сотого дня рождения Элеанора не смягчила тон. «Я относилась к нему с подозрением, – говорит она, – как и многие из нас. Когда пришло время продлить его срок пребывания на профессорской должности, мнения на кафедре разделились». По поводу исследования Элеанора вспоминала: «Кое-кто относился к нему с сомнением. Невозможно было узнать, что Розенхан действительно сделал и сделал ли что-то вообще». В итоге было решено предоставить ему должность из-за лекторского таланта, но это сомнение преследовало его на протяжении всей карьеры. По ее словам, его репутация постепенно сжималась.

Насколько реалистично для вас утверждение, что в 1990-е годы 59 % студентов Стэнфорда верили в креационизм?

Создатель зефирного теста Уолтер Мишель, скончавшийся в 2018 году, рассказал мне, что мало общался с Розенханом, хотя и редактировал ранний черновик его исследования. Однако в личной переписке он был более откровенен: «Я практически не общался с ним, считал его занозой и думал, что он избегал работы как чумы. К исследованиям Розенхана меня не тянуло, и я решил держаться подальше и от его эксперимента, и от него самого».

Я связалась с женщиной, которая любила Розенхана много лет назад и до сих пор хранит память о нем, даже несмотря на то что любовь давным-давно прошла. Она согласилась поговорить со мной с одной оговоркой: я ничего не буду спрашивать об их романе. Сдержать это слово мне было нелегко, особенно когда она достала коробку с аудиозаписями его лекций, которые хранила десятилетиями.

– Он говорил так, что мог заставить вас почувствовать себя самым важным человеком на свете, – рассказывала она. Эта женщина работала со многими психологами и говорила, что всех их объединяет одна общая черта. – Посмотрите на предмет их исследования, и вам тут же станет ясно, с чем у них были проблемы. Именно поэтому они и изучают эту область.

– А это забавно, – сказала я, – с чем же были проблемы у Розенхана?

– Думаю, с моралью, альтруизмом и тем, как быть порядочным человеком, – ответила женщина. Она смеялась, но довольно грубо. – Понимаете, я всегда говорила: «он снова полирует свой нимб». Он обладал сверхъестественной способностью благодаря своей работе над личностью, характером и так далее; он обладал сверхъестественным способом проекции самого себя. Вы видели его именно таким, каким он хотел себя показать.

Ассистентка Розенхана Нэнси Хорн была одной из тех, кто не мог поверить, что Розенхан способен на такой обман. Нэнси сказала мне свое гулкое «абсолютно невозможно», когда я заговорила о том, что он мог выдумать большую часть своей статьи. Его студент из Суортмора Хэнк О’Карма, автор одного из студенческих дневников, которые Розенхан хранил среди документов псевдопациентов, тоже не мог с этим согласиться. Сын Розенхана Джек, с которым мы с Флоренс пытались пообедать в Пало-Альто, также отринул это предположение и добавил:

– Мой отец был выдумщиком. Это правда. Но я не думаю, что он мог намеренно испортить исследование.

Но когда я перечислила свои доводы, Билл выглядел уже не так уверенно.

– Не знаю, – сказал он, – мне это кажется маловероятным. Я с трудом себе это представляю.

Гарри не согласился.

– Я никогда не думал о нем как о брехуне, когда был студентом. Я чувствовал себя брошенным аспирантом, но это другое дело. Но это… – сказал он, имея в виду написаное Розенханом об опыте Гарри. – Это полная выдумка».

Все эти мелочи сваливались в огромную кучу: парик, ложь о сроках его госпитализации, преувеличение собственных медицинских записей, подбивание цифр, отказ от информации Гарри, неоконченная книга, его решение больше не возвращаться к этой теме. Розенхан казался не тем человеком, в которого я поверила.

Это был не первый случай, когда статья, опубликованная в журнале, столь уважаемом, как «Science», вызывала серьезные вопросы и даже была разоблачена как откровенное мошенничество. Один из самых постыдных примеров – социальный психолог Дидерик Стапель, некогда прославившийся своей работой о корреляции между более грязными железнодорожными платформами Утрехта и расисткими взглядами. Журналисты были в восторге. Тогда Дидерик Стапель пошел дальше и нашел связь между употреблением мяса и эгоизмом. И тут у него ушла земля из-под ног. Газета «New York Times» назвала его: «возможно, самым крупным