всю армаду. Заставлю все неболёты подлететь туда, где буду находиться, а потом разом их уничтожу.

– Даже если тебе удастся уничтожить армаду, нам все равно придется напасть на Незатопимую Гавань. А взять город очень и очень непросто.

– Да, но без неболётов Незатопимая Гавань будет отрезана от остального мира. Вард не сможет перебросить туда аколитов. А мы заложим взрывчатку под стены города и возьмем его приступом. – Она посмотрела на Оромира. – И обойдемся без всякого колдовства.

Оромир взглянул на нее:

– Хорошо, что я кое-что понимаю в воинском деле.

– Есть еще одно затруднение, – сказал Виллем. – Я не знаю, где в Дайновой пуще можно подобраться к неболёту так, чтобы тебя не утыкали стрелами, как дикобраза.

– А я знаю, – встрял Кочан. – На мосту через Горгону.

– На том самом мосту, который неприступен, как крепость, и вот уже год кишит Змиерубами и аколитами?

– Ага, – кивнул Кочан. – На том самом мосту.

48. Бершад

Заповедный Дол

Бершад с Фельгором на закорках несся по Дайновой пуще, останавливаясь лишь для того, чтобы закинуть в рот очередной комок божьего мха и выругать баларского вора, который всю дорогу дико улюлюкал и верещал, воображая себя всадником на боевом скакуне.

Спустя день они добрались до Заповедного Дола и вскарабкались на громадный дайн, чтобы получше рассмотреть городские укрепления и позиции врага. Над крепостью завис черный неболёт под флагом Змиерубов – злобная красная рожа на черном поле. Ворота были заперты крепкими засовами и увиты колючей проволокой. На крепостной стене у ворот стояли двадцать караульных.

– Да, плохи наши дела, – вздохнул Фельгор.

– Согласен.

– Может, натравишь на них Дымку?

– Нет.

– Почему?

– По всему городу расставлены катапульты. Дракониху могут подстрелить. В общем, я пойду один, наведу там шороху. А еще надо освободить заповеднодольцев, пока Вергун не начал их убивать.

– А ты знаешь, где их держат?

Бершад слышал биение сердец в районе скотного двора; оттуда же исходил сильный запах страха и паники. Скорее всего, именно туда и согнали всех горожан.

– В центре города. А путь к ним преграждают около двухсот пятидесяти Змиерубов.

Фельгор почесал зудящую шею – сыпь выступила сразу же после его возвращения в Дайновую пущу – и заявил:

– Кошмар какой-то.

– Могло быть и хуже, – сказал Бершад, не сводя глаз с крепостной стены.

– Куда уж хуже?!

– Они ждут нападения, выставили на крепостную стену усиленный патруль, но в самом городе бойцов не так уж и много. Главное – незаметно пробраться за стену.

– И как ты собираешься это сделать? А, знаю – верхом на Дымке!

– Она же не лошадь, – возразил Бершад.

– А как тогда?

Бершад посмотрел на него:

– Ты умеешь обращаться с катапультой?

Фельгор расплылся в улыбке:

– Ох, Бершад, не знаю, что ты там задумал, но мне это наверняка понравится.

Спустившись с дайна, Бершад с Фельгором отошли от города на пол-лиги и спустились в неглубокий овраг, где стояли три полусгнившие катапульты.

– Хорошо, что кое-что уцелело, – пробормотал Бершад, осматривая обмахрившиеся веревки. – Ну, на один выстрел хватит.

– Откуда они здесь взялись? – спросил Фельгор.

– Перед баларским вторжением Седар Уоллес пытался отобрать у моего отца мосты через Горгону.

– А зачем?

– Тот, у кого мосты, взимает пошлину за проезд.

– Ага, понял.

– Эта междоусобная рознь продолжалась несколько лет. В то время мой отец не особо дружил с королем Гертцогом Мальгравом, который поощрял вражду между баронами. Королю всегда выгодна слабость местных правителей, – объяснил Бершад, отвязывая пеньковые канаты попрочнее и укладывая их бухтой у ног. – Уоллесу надоели бесконечные стычки, и, чтобы воспрепятствовать ответному удару моего отца, он незаметно переправил десяток катапульт по горам и джунглям прямо к Заповедному Долу. Такое не может не внушать уважения. Отец, хотя и ненавидел соперника до глубины души, всегда говорил, что Седар Уоллес лучше всех в Альмире умеет тайно передвигать войска по незнакомой пересеченной местности. – Он подергал пеньковую веревку, пробуя ее на прочность. – В общем, тем самым летом Уоллес взял Заповедный Дол в осаду. Я был маленьким, но до сих пор помню звуки обстрелов.

– А чем закончилась осада? – спросил Фельгор.

– Отец перевел город на военное положение, посадил жителей на голодный паек, а потом, когда дуболомы объели все манговые деревья в округе, перекинул за городские стены огромные запасы мяса и фруктов, именно в те места, где стояли осадные орудия Уоллеса. – Бершад утер испарину со лба. – Туда слетелись огромные стаи дуболомов и разорвали в клочья почти все войско Уоллеса. А отец велел скинуть оставшиеся катапульты в этот вот овраг.

– Да, интересная история, – кивнул Фельгор. – Но сотни людей волокли сюда эти катапульты несколько месяцев. Как мы с тобой за несколько часов вытащим одну такую бандуру из оврага?

Бершад взглянул на раскидистый дайн, где в ветвях устроилась серокрылая кочевница:

– Я вежливо попрошу кое-кого нам помочь.

49. Нола

Заповедный Дол, свинарник

Весь день пленники обсуждали, есть им барона Куспара или нет.

Никто не выдвигал каких-либо убедительных или необычных доводов. Некоторые полагали, что есть людей – особенно благородного происхождения – не допустимо ни в коем случае. Другие так изголодались, что дебаты о добре и зле их нисколько не интересовали.

Некоторые считали, что Куспар поступил с Шелли подло и заслуживает быть съеденным.

Нола молчала. Вскоре пленники устали спорить и разошлись по углам.

– Я верну тебе таверну, – прошептал Куспар на ухо Ноле.

– Надо же, – хмыкнула она. – Вот спасибо.

– А на солнечной стороне канала у меня есть еще четыре таверны, – торопливо добавил он. – Гораздо больше твоей. И доходнее. Я их тоже отдам тебе.

– Мне сейчас не до таверн, – ответила Нола. – Моя сестра прячется в подвале. Может, при смерти, а может, и вообще умерла. Город захвачен. Похоже, нас всех не отпустят, а сожрут. Просто тебя съедят одним из первых.

Куспар испуганно заморгал:

– Я… я отыщу твою сестру! Мои телохранители…

– Твои телохранители убиты.

– Но что-то же тебе нужно? – прошептал он. – Умоляю. Я не хочу умирать. Не хочу, чтобы меня съели.

– Шелли тоже не хотела, – напомнила Нола.

В ее голосе не было злости. У нее больше не осталось сил злиться. Случившегося не исправишь. Из плена не убежишь, так что придется смириться.

На закате ворота скотного двора со скрипом распахнулись. От страха у Нолы сжалось сердце. Но это оказался не Вергун.

В загон вошел Грунгар.

В этот раз он принес здоровенный шмат оленины, густо наперченный и намазанный горчицей. Грунгар кромсал мясо охотничьим ножом, насаживал куски на вилку с перламутровой ручкой и, улыбаясь, по