и она пыталась отдаться им, но не могла. Не сейчас. Они остановились, тяжело дыша. Лицо Хелен было мокрым, блестело, она покрывала поцелуями живот Анны, оставляя на нем влажные следы.

Все началось с того, что на работе она принялась искать следы роскошной Сьюзен в интернете. Роскошная Сьюзен у библиотечной стены в ту ночь, когда дул ветер, этот ветер, взбегавший по ее ногам все выше, будто сильная рука. Заметка в журнале выпускников Барнарда[116]. Сьюзен жила в даунтауне. Они выпили; намерения Анны были вполне ясны, но Сьюзен была замужем и ей ничего такого не хотелось. Она настояла на том, чтобы Анна увиделась с Хелен. «Хелен тебе понравится», – сказала она.

Но она всегда возвращалась к мужчинам. Какая-то привычка: проклятая неутихающая тоска – по замужеству? По пропавшему брату? По вечно отсутствующему, хоть и живому отцу? Что-то типа восстановления сил. Но какое-то время она относилась ко всему этому несерьезно. Просто ей нужна была компания. Нужен был сексуальный партнер, мужчина определенного рода, которого трудно было найти, а ей попадались те, кого не стоило удерживать, не стоило держаться за них ради собственного благополучия. Они должны были быть умными, должны были быть безразличными, холодными и бесчувственными, как гранит, ни в чем не нуждаться, испытывая одно лишь влечение. И когда ей попадался достойный кандидат, конечно, она давала ему шанс. В конце концов, ей должны были нравиться такие мужчины. Но они немедленно принимали все всерьез безо всякого повода, и это было скучно, хоть и неудивительно. Мужчины так легко поддавались собственным грандиозным мечтам, видели сами себя в романтическом ореоле. И вот очередным трехмесячным отношениям настал конец, потому что мужчина сказал ей: «Я люблю тебя» – после секса, хуже момента и представить нельзя, хотя с ним любой момент был неподходящим. Еще до того, как он произнес эти слова, она чувствовала, что он уже готов это сделать. Она подумала: «Нет, не надо, только не это». Ее «Не надо!» совпало с его «Я лю…», – и больше говорить было не о чем. Она скатилась с него, перевернулась на спину, закрыла лицо руками, словно только что увидела, как умер ее друг.

– Лучше бы ты ничего не говорил.

– Я и не говорил! Я не закончил! Я остановился.

– Фактически ты это сказал, я все слышала.

– Это несправедливо. Мужчины порой действуют необдуманно. Ты должна знать, что на самом деле никто не говорит это искренне, ну разве что дедушка с бабушкой. Просто я это почувствовал. На пару секунд.

Она отняла ладони от лица и посмотрела на него:

– Знаешь, для идиота ты по-своему гениален.

– Я расплачиваюсь собственным бессилием. Что еще у меня есть? Что еще я могу сделать?

«Вот и обьяснение всему», – подумала Анна. Вот почему хорошие мальчики казались ей такими скучными. Они никогда не верили в себя.

22

Раннее детство Нейта по большей части прошло в округе Коламбия с Мариной и гувернантками по обмену, пока не пришло время для средней школы и Марина не получила должность в Госдепартаменте. Он проводил много времени с Джорджем в Нью-Йорке, ему там нравилось, и вообще он был легок на подъем. Джорджу иногда приходилось бывать в командировках, у Марины тоже была куча дел, но им помогала Лурдес, заботившаяся о Нейте, когда Джорджа не было дома и Марина не могла приехать на пару дней. Иногда, когда она заезжала, Джордж, возвращаясь, чувствовал, что постель пахнет ее духами, даже после смены белья. Мелочи. Трусики, забытые в корзине для белья. Длинный черный волос.

Нейта отправили в подготовительную школу Дарси, не такую элитную, как Университетская школа для мальчиков или Тринити, но близкую к этому и с более современным подходом к учебе. Принцип ненасилия в обучении давался куда тяжелей, чем ремень и розги. Последнее было понятно Джорджу, несмотря на то что уже в дни его учебы не применялось, будучи инструментом принуждения к послушанию. То, во что ты верил, твое мировоззрение, не имело никакого значения ни для школы, ни для учителей. Теперь же в школах хотели, чтобы каждый ребенок действительно верил в то же, что и остальные, а это уже совсем другое. Нейт был не особо популярным мечтателем, с уровнем интеллекта, близким к гениальному, на большинстве занятий он откровенно скучал, интересуясь лишь языками, музыкой и полными собраниями сочинений «Монти Пайтон» и Дж. Р. Р. Толкиена. В восьмом классе, как и всякий полнокровный американский мальчик тринадцати лет, он приступил к исследованию порнографии: так уж вышло, что он предавался пороку при помощи латинских источников. Он создал веб-сайт, посвященный им. В школе его заставили закрыть сайт. «Но что, если там не будет его имени?» – спросил Джордж. «Остальные ученики все равно узнают», – последовал ответ.

И Джордж обнаружил, что ему приходится проводить больше времени, чем ему бы хотелось, в компании заместителей директора, никудышных психологов и куратора, а также единственного защитника Нейта, призрачной фигуры монашески сурового доктора Дэвида Митерелло, главы хорошо известного в Дарси факультета классических языков.

Чуть позже, в восьмом классе, его снова пригласили в школу, чтобы побеседовать о Нейте.

Джордж позвонил Марине:

– Не хочешь приехать и разобраться, что там за хуета такая?

– Не хочу. Я и так разбиралась со всякой хуетой с детского сада по пятый класс.

– Что ты на этот раз натворил? – спросил Джордж у Нейта.

– Яблоки принес.

– Чего?

– Принес каждому по яблоку. Как живое клише. Положил по яблоку на стол, сфотографировал каждого, выложил фотки в Myspace. С комментариями. Цитатами каждого преподавателя, все такое.

– Очень информативно. Надеюсь, каждого ты изобразил в наилучшем виде, с искусным освещением.

– Я ж не из ебаного Делфта, – сказал Нейт[117].

Тут Джордж прищелкнул пальцами, словно наслаждался соло в джаз-клубе где-нибудь в Вилледж в 1957 году.

– Хорошо сказано. Рад, что все наши походы в Мет[118] не прошли даром. Но следи за языком.

Потом он спросил его:

– Нейт, ты можешь хотя бы притворяться сговорчивым и нормальным? Чтобы мне больше не приходилось ездить на все эти собрания?

– Я пытаюсь. А потом стоит расслабиться – и бац! Говорю что-нибудь безобидное на обществознании, типа: «Если женщины так хотят получить аборт и не могут, то зачем они вообще беременеют?» Оглянуться не успеешь, как я уже сижу в приемной директора, разглядывая номер «Нью-Йоркера» за прошлую неделю.

«Браун и Ко». Туалеты. Берку не давало покоя их ежедневное разорение, поток людей, днем и ночью появлявшихся в магазинах, чтобы воспользоваться его