туалетами, женоподобные бариста, воннаби-хипстеры, отказывающиеся за ними убирать. Проблема была перманентной – он обеспечивал горожан бесплатными общественными туалетами, о которых велись речи вот уже пятьдесят лет; блядь, да он за всю страну один санитарил. «Браунс» и «Макдоналдс». Не самая желанная компашка. Он был туалетной бумагой и проточной водой для всей городской бедноты, для них он был ебаной Дороти Дей[119], а магазины постоянно находились под угрозой осквернения. Он ненавидел стариков и старух, которых часто видел в своих магазинах, когда заходил в какой-нибудь из них за чашечкой макиато и на разведку. Иногда они даже спали за столами, уронив на них голову. Он не верил в то, что коллеги хоть как-то борются с этими вторжениями, грязными туалетами и спящими бездомными, несмотря на двадцать служебных записок менеджерам за последние три года; большую часть из них он в ярости написал лично, но в отделе корпоративной коммуникации его посыл основательно смягчили. Его кофейные лавки должны были быть и большей частью являлись комфортными магазинами-салонами, местом, где можно было поработать, отдохнуть, уединиться, столовой, где в перерыве между приемами пищи можно было сделать домашнее задание: здесь правила белая эстетика, и они балансировали между городскими и пригородными брендами. Они менялись согласно нуждам покупателей, были равномерно распределены на местности, служили убежищем от улиц, но ебаные улицы, однажды потерпевшие позорное поражение, снова подбирались все ближе, и всегда чуткий Берк говорил, что чувствует эту вонь, чует ее даже в своем ебаном офисе. Его кофейни были в авангарде цивилизации. Черт, да они почти самостоятельно принесли ее плоды на линию фронта, они были аванпостом прогресса, где громоздились горы слоновой кости (в роли слоновой кости были кофейные зерна), и когда все снова покатилось в сраное говно, а он знал, что со временем так и случится, они были в двух шагах от превращения в грязные пончиковые на 14-й, где в 70-е и в начале 80-х было полным-полно торчков… куда Берк, Джордж и их друзья, бухие и упоротые после ночи в клубе The Mudd, заваливались, чтобы протрезветь, и смотрели, как нарколыги наваливают в стаканы с кофе сахар до самых краев, слушали, как пообтрепавшиеся последние старые евреи Нижнего Ист-Сайда с карманами, набитыми газетными вырезками, как всегда, спорят о том, как жестоко развращают деньги, и об истинной сущности классического социализма, основанного на труде. Самые громкие и жаркие споры были посвящены тому, можно ли вообще, при каких-либо обстоятельствах, верить тому, что в «Нью-Йорк таймс» печатают правду.

Все сильно усложнялось еще и тем, что в какой-то степени Берка больше нельзя было назвать боссом. Все их ебаное предприятие работало само по себе, без его участия. Когда он с Джорджем ходил по заведениям, работники его редко узнавали. По большей части лишь те, кто читал колонки светской хроники. Он входил в сотню богатейших людей в мире (в прошлом году занимал тридцать седьмое место), был в Белом доме, на телевидении, а они ни хуя про него не знали. Он попросил Джорджа сделать заметку: больше его фотографий, только его, на веб-сайте. И надо бы нанять агента по рекламе.

– Ты их постоянно увольняешь, – ответил Джордж.

– Ну, блядь, не могу же я уволить кого-то, сперва его не наняв. Или ее. Может, пусть в этот раз это будет «она». Да.

Кончилось все тем, что в очередной раз, оказавшись в одной из кофеен, он до смерти перепугал управляющую и бариста, когда они узнали, кто он такой, и сам убрался в туалете.

– Видите? Видите? Я таким не брезгую.

Он надел перчатки, взял большую губку – Джордж видел, что он жалеет об отсутствии съемочной группы, и сделал пометку: пусть ЛеЭнн, вице-президент по связям с общественностью, что-нибудь придумает с его профилем в сетях, так как в повседневности не осталось ничего, что нельзя было бы превратить в историю – он склонился над унитазом, и галстук свесился над ним же.

– И снимайте ваши блядские галстуки, – выругался он, и все засмеялись.

Количество случаев, когда Берку приходилось надевать галстук, увеличивалось пропорционально росту его социальных и политических амбиций.

– Заправьте его, а то я сам не могу, – попросил он управляющую и раскрыл руки, чтобы дать доступ к своей груди.

Она послушно подчинилась. Заправила между третьей и четвертой пуговицами ловкими пальцами. Джорджу немедленно захотелось поцеловать ее и сорвать с нее одежду. Странно, как мало для этого требовалось. Берк полил унитаз водой, спрыснул чистящим средством, оттер щеткой, отдраил губкой, вымыл раковину и зеркало другой тряпкой.

– Всегда берите разные для унитаза и раковины! – крикнул он, затем вытер пол шваброй, окунул ее в большое жестяное ведро и выжал двумя деревянными валиками, раз, два, и последний раз.

Когда он сказал:

– Вот и все, – персонал разразился аплодисментами, на что Джордж скривился, а Берк взмахнул рукой:

– Если вы не собираетесь аплодировать беднягам, которым приходится делать это по пять раз за день, то и мне не хлопайте.

Он посмотрел на часы:

– Шесть минут. Семь, ладно, семь минут. Я сделал все идеально? Вовсе нет. Но теперь тут хотя бы не так все засрано. С таким потоком клиентов, как у вас, нужно делать это каждые два часа. Составьте график. Пусть все страдают по очереди.

Он стянул перчатки.

– Вам нужны перчатки получше. Это мы вам такие поставляем?

– Да, сэр.

– Я с этим разберусь. А пока пусть каждый надевает две пары. Одну поверх другой.

Женщина, поэтесса, знакомая Джорджа и Берка из Ист-Вилледж, продвигала собственный литературный блог: выкладывала обзоры и комментарии о книгах, их авторах и литературном обществе, записанные чувственным голосом. Помимо нее постили и другие авторы, но она была основой всего проекта, растущей мини-знаменитостью из рода тех, что начали появляться на просторах Сети.

– Почту смотрел? Я тебе имейл про Айрис прислал, – сказал Джордж.

– Ага. Так ты ее ебал или нет? – спросил Берк, со скучающим видом изучая отчет по Мексике.

– Не, она не в моем вкусе. – Джордж попытался ее представить: худосочная женщина шести футов ростом, узкие бедра, беспокойный взгляд. – Это словно бабочку ебать, – продолжил он. – Крыльями хлопает, и ты весь в этих чешуйках.

– Да уж, ты определенно больной.

Отец Джорджа говорил точно так же: «Ты больной».

– Интересно она свой сайт развивает, – сказал Джордж.

– А, свой сайт. Веб-сайт. Итак, мы подходим к тому, на что ты явно хотел намекнуть: что нам делать с нашим по большому счету проходным сайтом.

– Интересно, что в Сети усилия индивида вознаграждаются больше, чем корпоративные, – заметил Джордж.