не годы – это поставки, семя попало на нужную почву. Чтобы продемонстрировать наше стремление помочь России, хотя мы сами были финансово ограничены, я возглавила фонд и стала инициатором этих усилий. Я целюсь на миллион фунтов с надеждой, что вскоре мы сможем послать экипировку для срочных операций, хирургические иглы, лекарства и вату для раненых солдат и мирных граждан в качестве добровольной помощи, даже хотя мы не можем пока послать войск.

Хотя я радостно тащила на себе две этих работы вдобавок к дежурству в качестве пожарного наблюдателя, регулярно стоя на вахте по ночам, это не облегчило моего долга перед Уинстоном и прочими членами нашей семьи, которые в тот год понесли собственные потери. Муж Дианы весной пострадал в автомобильной катастрофе, и ему пришлось демобилизоваться, а Сара и Вик официально расстались, хотя я подозреваю, что эту пустоту Гил заполнил. Мне пришлось вмешаться в злополучную поспешную военную помолвку Мэри, и мы все оплакивали смерть от рака Гуни, моей старой подруги, одной из немногих, кому я могла довериться. Я часто ловлю себя на мысли, что надо бы обсудить ту или иную проблему с Гуни, и вспоминаю, что ее уже нет. Но я не могу позволить себе сдаться печали или скорби, поскольку понимаю: то, что я смогу сделать, может помочь тысячам, оказавшимся в беде.

Стоп, Клемми, говорю я себе. Это то зацикливание, что почти сломало меня. Восстановительный сон, личное пространство – все, что мне нужно, как предписал бы доктор Лиф.

Я извиняюсь и удаляюсь в спальную. Утро вечера мудренее. Стук в дверь раздается как раз тогда, когда я начинаю засыпать. Сонная, я чувствую запах сигары Уинстона раньше, чем ощущаю его руку у себя на плече. Внезапно проснувшись, я резко сажусь.

– Что случилось? – спрашиваю я, сразу начиная думать о детях, затем о нашей любимой Британии. – Мы проиграли войну?

Уинстон садится рядом со мной на кровать.

– Нечто великолепное и ужасное, Котик.

– Кончай говорить загадками. Скажи напрямую.

– Мы с Гилом только что имели телефонный разговор с Рузвельтом. Больше мы не одни в этой войне.

– Тебе удалось, наконец, убедить Рузвельта? – восклицаю я.

– Хотелось бы приписать это моему ораторскому искусству, Котик, но, чтобы загнать американцев в одну с нами лодку, потребовались японцы.

Он слишком возбужден, чтобы говорить ясно, так что я снова браню его:

– Говори прямо, Мопс!

– Японцы атаковали Перл-Харбор[104], американскую морскую базу на Гавайях. Америка намерена объявить войну.

Глава сорок первая

Октябрь – ноябрь 1942 года

Лондон и Бекингемшир, Англия

Я поднимаюсь после глубоко книксена перед королем Георгом VI и королевой Елизаветой и встречаюсь взглядом с миссис Рузвельт. Фотографии несправедливы к ней. На монохромных черно-белых газетных снимках она выглядит безвкусной со своими растрепанными волосами, неприглядными платьями и неправильным прикусом. Но ее пронзительно-голубые глаза, интеллигентные и мудрые, затягивают меня, заставляя забыть обо всем остальном, даже о мешковатом перешитом платье.

Прежде, чем познакомиться с ней официально, я должна пройти через толпу других гостей. Мы обмениваемся милыми пустыми репликами, но я не спускаю с миссис Рузвельт глаз.

Наконец, протокол позволяет мне и миссис Рузвельт немного поговорить.

– Я искала возможности познакомиться с вами, миссис Рузвельт, с тех пор как вы с вашим мужем принимали Уинстона в Белом доме в прошлое Рождество. Я буду вечно у вас в долгу, – то есть, конечно, мы все в долгу перед Америкой за то, что она, наконец, вступила в войну и сражается последние десять месяцев – это куда больше, чем прием Уинстона на Рождество, но я полагаю, что она меня понимает.

В прошлом декабре, после того, как Америка объявила о вступлении в войну, Уинстон пересек Атлантику сквозь страшные шторма и скрывался в Белом доме все декабрьские каникулы и январь. Я слышала от персонала, путешествовавшего с моим мужем, что напряжение, связанное с привычкой Уинстона к выпивке, и непривычное расписание сна и работы было почти ощутимым и испытывало терпение Рузвельтов, особенно Элеоноры, которая была трезвенницей, настрадавшись от алкоголизма членов собственной семьи. Гарри писал мне, что Уинстон старался как мог быть добродушным, но в Белом доме с его дурной едой и хозяйкой, которая не считала своим долгом опекать мужа, тем более гостей, мне даже трудно представить, как он мог себя вести. И все же Уинстон вернулся после затянувшегося визита, укрепив связи с Рузвельтом, что и было настоящей причиной встречи.

Уинстон понимал, что прочные связи могут облегчить следующие важные шаги к полной и безоговорочной капитуляции нацистов. Оба были согласны, что для достижения этой цели необходимо массивное вторжение в континентальную Европу, и при первой встрече они начали обсуждать этот многоступенчатый план. Но внутренние и внешние проблемы, касающиеся деталей плана, потребуют дальнейших встреч, как заявил Уинстон по возращении, и множество последовавших конференций стали основной точкой приложения сил и времени Уинстона. Но война не останавливалась, пока лидеры продумывали стратегию. Поначалу новые союзники разбирались с натиском японской военщины и падением Тобрука в Северной Африке, где сдались в плен тридцать тысяч британских военных, но в конце концов они успешно восстановили прежние позиции, включая важнейшую победу в Египте и закрепив за собой Суэцкий канал, а я праздновала собственную победу, сохранив здоровье в этой круговерти, придерживаясь практик, усвоенных в Чампниз.

– Как и я, миссис Черчилль. Будучи у нас в гостях, ваш супруг возносил вам хвалы, и возможность познакомиться – это возможность еще больше сблизить наши страны как союзников, – она говорит тепло, хотя я представляю, что после знакомства с Уинстоном она не питает к нему особо теплых чувств.

– Воистину, миссис Рузвельт. Прекрасно сказано.

Нас снова подхватывает прилив бездумной придворной болтовни. Когда поток ослабевает, и мы снова на миг остаемся одни, я говорю:

– Я была бы рада послужить вам гидом, пока вы будете в Лондоне. Также я счастлива отплатить вам за вашу доброту к Уинстону и приглашаю вас в Чекерс на уикенд.

– О, миссис Черчилль, вы так любезны, но вряд ли мне понадобится экскурсия по Лондону. Поскольку муж путешествовать не может, я здесь для того, чтобы служить ему глазами и ушами и оценить военную Англию, – я полагаю, что она ссылается на инвалидность мужа, если практически полный паралич можно назвать инвалидностью. Но я прекрасно понимаю, что о его состоянии не следует говорить вслух.

– Отлично. Именно такой тур я и планировала.

После ее трехдневного пребывания в Букингемском дворце с королем и королевой я провожу миссис Рузвельт сквозь