Николь казалось, что ее загнали в ловушку и выхода нет. Следующие несколько минут она выла от боли. Потом наступила передышка, и Николь словно взглянула на себя со стороны, выйдя за пределы своего тела.

– Ты справишься, – сказала Сильвия. – Однажды это станет лишь воспоминанием. Не сдавайся.

Николь ощутила, как давит на таз головка ребенка.

– Мне нужно тужиться.

– Тогда тужься. Тело само тебе подскажет.

Николь застонала, но ее приободрило сочувствие и понимание со стороны Сильвии, сменившее тревогу. Сестра здесь, вместе с ней, а судя по покрасневшему лицу Сильвии, они и впрямь проживали это вместе. Боль не отпускала. Николь уставала с каждой новой потугой, но в перерывах Сильвия заставляла ее дышать. В одно из таких затиший Николь провалилась в забытье. Она мечтала увидеть луну, звезды, ощутить под ногами почву. Хотелось спеть вместе с Лизой или отрезать шелк. Что угодно. Что угодно, только не это. Она ощутила нестерпимое жжение, словно ее рвали на части.

– О боже! Он близко. Ребенок меня убьет.

– Думаю, самое время часто дышать.

Сильвия улыбнулась с таким спокойствием, что это тронуло Николь.

И что-то вновь в ней поменялось. Несмотря на боль и усталость, страх испарился. Сильвия была права. Рождение ребенка – это то, что дано женщине от природы, и это ее мгновение. Ее и малыша. Она не подведет своего ребенка.

Спустя несколько минут младенец появился на свет. Со слезами на глазах Сильвия подняла на руки сероватого, измазанного кровью, извивающегося малыша.

– Николь, это девочка. Чудесная маленькая девочка.

Ребенок громко закричал, Николь не выдержала и разрыдалась от усталости и облегчения.

Сильвия похлопала ее по руке и передала платок.

– Ну, будет тебе. Тут одна маленькая девочка ждет твоей заботы.

Николь улыбнулась и смахнула слезы.

– Я ведь справилась?

– Ты молодец. Я так тобой горжусь. Мне помыть ее?

– Пока не надо. Хочу ощутить ее прикосновение.

Сильвия обтерла ребенка и положила Николь на грудь. С восторгом и непередаваемой радостью та взглянула на свою новорожденную дочь. Сказал бы ей кто, что все будет именно так.

– Она настоящая? – спросила Николь.

Сильвия кивнула, переполненная эмоциями не меньше сестры.

Ребенок порозовел. Волосы у девочки были светлыми, ладошки морщинистыми, с крохотными ноготками, а щечки невероятно нежными. Она открыла ярко-голубые глазки. Ничто не могло сравниться с этим мгновением. Николь не сомневалась, что будет помнить его всю жизнь. Она подняла взгляд на сестру:

– Спасибо.

– Я бы ни за что этого не пропустила. – Сильвия сдерживала слезы. – Только посмотри на нее. Я и подумать не могла, что она будет такой красавицей, а ты такой смелой.

– Но я бы не справилась без тебя.

– Справилась бы.

Ребенок засопел носиком, и сестры разрыдались.

Сильвия первой пришла в себя, смахивая влагу с глаз.

– Я помогу приложить ее к груди.

Малышка все еще сопела носом, но наконец ухватила сосок.

– Она сама знает, что надо делать, – удивилась Николь.

– Теперь, когда в нашей небольшой семье пополнение, – сказала Сильвия, – я попробую связаться с Марком.

Сильвия ушла, а весь окружающий мир померк для Николь. Она смотрела на сморщенное личико дочери, охваченная сильнейшим потоком эмоций. Николь вымоталась, но эта крошка была такой крепкой, пережив заключение матери и отсутствие отца. Николь поцеловала дочку в безупречные щечки.

Чуть позже вышел послед.

Николь радовалась, что Сильвия оказалась рядом в самый ответственный момент. Еще никогда сестры не были так близки. Ей хотелось придумать имя ребенку вместе с Марком, но она знала, что, возможно, он приедет не скоро.

Через некоторое время пришла Сильвия и попросила подержать на руках малышку.

– Она такая милая. – Сестра улыбнулась, глядя на кроху. – Я так горжусь вами обеими. Ты уже придумала имя для нашего ангелочка?

– Селеста.

– Какое красивое имя! Селеста Дюваль. Разве не чудесно звучит?

– У тебя получилось связаться с Марком?

– Я отправила телеграмму в американское посольство в Сайгоне. Надеюсь, так удастся с ним связаться. Он ведь должен знать, что стал отцом, правда?

* * *

В последующие дни Николь отдала всю себя малышке. Груди набухли от молока, стали чувствительными, и вскоре она наладила кормление Селесты. Николь целовала носик дочки, пухленькие пальчики и теплый животик. От прикосновения ребенка к ее коже что-то внутри переворачивалось. Теперь ей было что терять, но она казалась себе на удивление сильнее, увереннее. Когда малышка плакала, Николь ходила с ней по дому и, убаюкивая ребенка, успокаивалась сама. Заботясь о дочери, она наполнялась силой и отвагой, а возможность качать малышку на руках приводила новоиспеченную мать в восторг. Усталость быстро прошла, сменившись счастьем и новой энергией.

Чтобы Селеста могла насладиться солнышком, коляска, которую Сильвия позаимствовала, стояла в зимнем саду.

Через несколько дней после родов Николь уложила дочку под белое одеяльце и выкатила коляску через сад к боковым воротам.

День стоял чудесный, над головой возвышался голубой купол неба, на деревьях щебетали птицы. Ветви стояли в цвету, и можно было с легкостью забыть, что идет война. Незнакомцы останавливались, чтобы взглянуть на малышку, и все подмечали ее великолепные голубые глаза и рыжеватые волосы. Николь выполняла материнские обязанности так, словно была создана для этой роли, испытывая невероятную гордость и любовь к своей дочери. Иногда ей с трудом верилось, что эта голубоглазая красавица родилась именно у нее.

Но вскоре состояние мечтательности и эйфории прошло. Оторванная от единственного человека, который поддерживал ее, Николь испытывала невероятное одиночество. Без Лизы и отца их старый семейный дом стал слишком большим. Все постепенно изменилось. Новостей от Марка не приходило, и на душе стало тревожно. Если посольство не связалось с ним, то он, возможно, и не знал, что у него родился ребенок. Николь понимала, что ее дочь появилась на свет в очень нестабильное время, и опасалась тяжелых дней, которые ждали впереди.

Девушка села на диван, прикрыла глаза и представила, как кладет голову Марку на плечо, пока он гладит ее по волосам. Николь вообразила, что он с широкой улыбкой на лице нежно качает на руках дочку. Ей так хотелось, чтобы их семья воссоединилась, и на долю секунды она поверила, будто он и правда здесь.

Когда Николь открыла глаза, ей стало до смерти тоскливо. Сердце защемило от любви к двум людям, которые значили для нее все. В момент затишья она подумала о том, как сильно ненавидит войну и абсолютную беспомощность, сопутствующую ей. Разве можно стереть за секунду тех, кого ты любил больше всего на свете? Людей, в чьих жилах бежала горячая кровь, которые дышали, смеялись, любили? Которые не заслуживали такой смерти. Казалось невозможным, что она никогда не увидит Марка. Эта мысль вдруг встряхнула ее. Николь подняла голову и увидела застывшую в дверном проеме Сильвию. На лице ее ничего не отражалось.