быстрый испуганный взгляд Тощего. Он понял, что я его вижу, и весь сжался. Я покачал головой. Переборщил.

Мопс сидел не на своем обычном месте, а в дальнем углу. Всем своим видом он демонстрировал возмущение моей безобидной шуткой, и я решил к нему не подсаживаться. Подавится еще.

Мы с Сычом молча сели за стол. На ужин давали макароны, чуть посыпанные сахаром. Это сочетание всегда казалось мне странным. Я закинул в рот одну макаронину и тут же выплюнул ее. На вкус как земля. Я уставился в тарелку, потом осмотрелся. Все вокруг радостно жевали. Даже Сыч закидывал макарохи в топку, хоть и без видимого удовольствия.

Ну не могут же все с таким наслаждением есть что-то на вкус неотличимое от земли. Я предпринял вторую попытку. Но ничего не изменилось. Стало только хуже. Сахар захрустел на зубах, делая сходство с землей абсолютным. Я отложил ложку, одним махом выпил чай и сдал посуду.

Через минуту я поймал себя на том, что аккуратно заглядываю в палату, опасаясь увидеть мертвеца на месте горизонтального. И это стало последней каплей. Кукуха у меня поехала окончательно.

Я развернулся и пошел в ординаторскую. Уверенно и настойчиво постучал в дверь. Примерно через пятнадцать секунд мне открыли. Мне повезло, передо мной стоял Розенбаум.

— Дайте мне лекарство, — выпалил я и протянул руку.

— Какое? — не понял он.

— Ну какое вы там выписали!

— Вам выдаст его сестра перед сном. — Розенбаум смотрел на меня со странным выражением лица. Как будто впервые увидел.

— Ну можно же чуть-чуть ускорить процесс?

— Да что происходит?

— Мне плохо, не видно разве?!

Он осмотрел меня с головы до ног и кивнул. Вышел из ординаторской и прикрыл за собой дверь.

— Выглядите не очень хорошо. А что происходит?

— Меня трясет, видите? — Я вытянул руку, показывая, как она дрожит. — Буквально трясет.

— Почему?

— Это вы доктор, а не я. Вы говорили, надо пить таблетки? Я готов!

— Боюсь, это не совсем так работает. Таблетки подействуют дней через десять.

— Ну дайте то, что подействует быстро! — застонал я.

— А что должно произойти-то? Что лечим?

— Я не знаю, мне плохо! Я схожу с ума! Мне мерещится какая-то ерунда.

— Что вам мерещится?

— Мертвый мужик. — Я потер лицо ладонью. — Не знаю его даже.

— Где? В каких обстоятельствах?

— Лежит на койке того бедолаги, который… — Я рукой изобразил опухоль на затылке.

— Все время лежит?

— Нет, на секунду померещился.

— Бывает, — отмахнулся Розенбаум. — Тем более у писателей.

— Да вы издеваетесь? — возмутился я.

— Ничуть. Ваша психика активно реагирует на происходящее. Вы столкнулись с довольно непритязательной реальностью, а вдобавок еще и книжку пишете. Мне нужно привести вам в пример Флобера?

— Не надо, — фыркнул я и снова потер лицо.

— Меня больше смущает ваша реакция. Неужели никогда раньше вам ничего не мерещилось?

— Мерещилось. Просто… Не знаю даже… Сейчас это другое.

— Ну попробуйте объяснить.

— Это как будто не мое, понимаете? Я как будто… вижу что-то чужое.

— Чье, например? — Розенбаум странно прищурился.

— Отца, например! — Я всплеснул руками. — Ну чье еще-то?

— А что вы сейчас пишете? — уточнил он.

— Главу про него, — безнадежно ответил я.

Розенбаум не стал это комментировать. Он вздохнул, снова осмотрел меня и заговорил спокойным тоном:

— Таблетки не лечат. Таблетки снимают симптомы. Они просто помогают человеку соприкоснуться с реальностью. Дают ему силы для того, чтобы лечиться, понимаете?

— Какой вы душный, — вздохнул я.

— Работа такая. А что до уколов, не вижу для этого необходимости.

— А давно мы поменялись ролями?

— Ну, как только вам стало страшно, вероятно. — Он воинственно встопорщил усы. — Вы сразу стали искать, куда бы сбежать. В препараты в данном случае.

— Я устал убегать, — сказал кто угодно, но не я.

— Это хорошо. Больно, тяжело, но хорошо, — вздохнул Розенбаум. — Чем еще могу помочь?

— Что-то мне подсказывает, что никто не может мне помочь.

— Ну, самое важное придется делать самому. Все главные сражения в жизни происходят один на один.

— Ой, давайте только без этого пафоса. — Я закатил глаза, развернулся и пошел было в палату, но увидел очередь у процедурного кабинета.

Психи выстроились на прием лекарств. Мне тоже пора. Я встал в хвост змеи, питающейся успокоительными, антидепрессантами и прочими продуктами фармакологических компаний. Терпеливо дождался, пока я эволюционирую из хвоста в голову, и вошел в кабинет. Сестра сверилась со списком, выдала мне чашку с водой и таблетку. На этот раз просто белую, без изысков. Я закинул ее в рот, подавил желание разжевать и запил. Гордо показал сестре язык. Причем сделал это с таким энтузиазмом, что, если бы рядом оказался маори, он бы принял меня за своего и пригласил бы исполнить хаку.

Я вернулся в палату, быстро разделся, улегся в кровать и накрылся с головой. Кажется, даже стал просить все возможные высшие силы наслать на меня сон. Не сработало. Я очень долго лежал с закрытыми глазами, но ничего не получилось. Сон не пришел. Хуже того, периодически простреливало ухо, причем с каждым разом как будто сильнее.

Мало-помалу я стал возвращаться к мыслям о книге. Меня как будто засасывало туда. Это похоже на ощущение, когда смотришь на что-то отвратительное, но не можешь отвернуться. Я не думал о чем-то конкретном, просто как бы прокручивал разные образы, связанные с моим героем.

Вот он бежит через простреливаемое пространство. Ноги жжет от усталости, легкие от недостатка кислорода, пот щиплет