Но меня сейчас в первую очередь интересуют чувства. Что это было?

— Утрата, — неожиданно для самого себя ответил я.

— Интересно. Утрата чего?

— Не знаю.

— А если бы знали?

— Ну давайте без этих дешевых приемов, — поморщился я.

— На дорогие у нас денег нет. Оптимизация. Так что вы утратили?

— Послушайте, ну я же говорю! Книга не работает. Представьте, что вы тратите все свои силы и внимание на что-то одно. Двадцать четыре на семь. Буквально живете чем-то. Все ваше существование сфокусировано в одной точке. А потом оказывается, что вы облажались. Тут кому угодно поплохеет!

— Отлично вас понимаю, — усмехнувшись, сказал Розенбаум. — Могу даже пальцем ткнуть в парочку таких пациентов. Так что вы утратили?

— Господи! — Я закатил глаза. — Вы просто не понимаете. Я же говорю, книга не работает.

— Ну не работает и не работает, — равнодушно пожал плечами Розенбаум. — Ну и чего?

— Вы меня позлить решили?

— А что вас злит-то?

— Да то, что вы ведете себя как идиот. Я же говорю…

— Я не писатель. — Он поднял руки. — Не надо третий раз говорить мне то, что я просто не способен понять и почувствовать. Дайте мне какой-то другой яркий образ. Вы же умеете.

— Я не справился, понимаете?

— Да с чем?! — Он повысил голос.

— Да я как будто часть себя потерял! Вы вообще понимаете, насколько писатель срастается с тем, что пишет?! Это буквально, а не метафорически часть меня!

— И чего вы кричите? — совсем другим, спокойным голосом спросил Розенбаум.

— Да потому что больно!

Я встал со стула отвернулся и оперся рукой на ближайший стол. Меня потряхивало, на глаза наворачивались слезы.

— И что за часть вы потеряли?

— Лучшую, — буркнул я.

— А что осталось?

— Угадайте.

— Ну, так мы далеко не уйдем.

— Я никуда и не собираюсь уходить. Я сказал, что буду пить таблетки, буду лечиться, пойду к психологу. Что вы еще хотите?

Розенбаум какое-то время молчал. Мне стало получше, я постоял с закрытыми глазами, потом повернулся и сел на стул.

— Ладно, а про книгу мы можем поговорить?

— Господи, да почему все хотят говорить о моей книге! Что случилось-то?

— Было бы странно писать книги и надеяться, что никто не захочет их с вами обсудить, — резонно заметил Розенбаум, вскинув брови.

— Тоже верно, — согласился я. — И что вы хотите обсудить?

— Вы сказали, что книга не работает. Что это значит?

— Значит, она упирается в тупик и у нее нет концовки. Не работает придуманная схема. Герой понимает, что всю свою биографию вдоль и поперек перекрутил, а результата нет.

— Ну… Я книгу не читал, но не пойму, в чем проблема. Ну перепишите немножко, введите других героев. Пусть доктор ему поможет, в конце-то концов.

— Нет, это так не работает. Дело то ли в герое, то ли в обстоятельствах, но все ведет к одному финалу. Он совершает самоубийство.

— Ну, бывают и грустные книги. Да и в целом, ну герой покончил жизнь самоубийством, ну пусть там что-то произойдет на похоронах и еще как-то. Читатели-то живы остались. Ну покажите им, что не надо делать так, как герой. Отрицательный пример — тоже пример.

— Он должен был справиться! Там просто какой-то логический тупик! Или обстоятельства, или…

— Да почему должен-то? — не выдержал Розенбаум. — Что за директивность? Это же книга, а не жизнь. Но и в жизни-то никто не должен.

— Ну слушайте. Что значит «почему»? «Должен» тут не в прямом смысле, а как бы… ну, была возможность. Даже не возможность, а… ну, все должно было быть хорошо…

— Опять должно? — спросил Розенбаум.

— Да не придирайтесь вы к словам! Я его придумал таким, что он должен был справиться!

— А он не справился. Ну что ж теперь?

— Значит, я что-то сделал не так. Значит, где-то ошибка. Но я не понимаю где.

— Подождите, так кто из вас не справился-то? Вы или он?

— Это сложно. — Я потер переносицу и зачем-то зажмурился, стало полегче. — Но я же его придумал, значит, я.

— Ну, я слышал, что у хороших писателей персонажи живут собственной жизнью.

— Почти у всех.

— Ну так, может, это его решение? И вы тут вообще ни при чем?

Я долго сидел с закрытыми глазами, почему-то прокручивая в голове разговор с Мопсом. Он не давал мне покоя. На самом деле в его словах есть сила и смысл.

— Я не могу быть ни при чем. Но, может, и так. Может, это его решение.

— А зачем вы жмуритесь? — нейтральным тоном поинтересовался Розенбаум. — Просто интересно.

— Ваша просветленная лысина так блестит, что смотреть невозможно.

— Понимаю. Мне, к сожалению, надо идти. Вечером у вас прием лекарств. Не забудьте.

— А если забуду, то что?

— То сестра напомнит.

— И в чем тогда разница?

— В том, что вы не забудете.

Глава 18

Я открыл глаза и понял, что Розенбаум явно хотел сказать что-то еще, но как будто сдерживал себя. Мне даже показалось, что он злится. На лбу у него появились складки, усы топорщились, и он стал похож на моржа в докторском халате. Осталось только клыки выпустить. Или бивни. Что там у моржей? Он встал со стула и молча вышел из комнаты, в дверях столкнувшись с Денисом,