Еще 22 августа 1941 года, московское радио обратилось с призывом к богобоязненным жителям оккупированных немцами земель – восстать на защиту своей религиозной свободы; национал-социализму было брошено обвинение в том, что он угрожает самому существованию христианства и стремится заменить его своим «мифом двадцатого столетия». По мере развития первого зимнего наступления Красной армии (дек. 1941 г. – февр. 1942 г.), в советской печати стали появляться негодующие статьи о вандализме германских армий, оскверняющих и местами разрушающих русские святыни. В Куйбышеве (Самаре), на Рождество 1941–1942 г., состоялся детский праздник, на котором не проступило ни одной антирелигиозной нотки. Около того же времени, корреспонденту Ассошиейтед Пресс была предоставлена возможность побеседовать с архиепископом Саратовским Андреем, который подтвердил, что церковь усиленно молится о победе русского воинства и воинства дружеских держав, службы, по его словам, привлекают большое число верующих. На Пасху 1942 года, комендант Москвы разрешил свободное движение по улицам в течение всей ночи, конечно, без всяких отступлений от правил о затемнении. В книге московской патриархии можно найти немало радостных откликов на эту неожиданную льготу.

Этим благосклонное отношение советского правительства к религии не исчерпывается. По проникающим в Лондон сведениям, православные священники призываются в армию на общем основании, но власти не препятствуют им совершать богослужение, а красноармейцам на нем присутствовать. По сообщению одного американского корреспондента, посетившего Россию во время войны, власть предоставляет священникам возможность уходить в тыл при эвакуации. Можно, правда, допустить, что советское правительство руководствуется опасением, как бы оставшиеся священники не попали под власть пришедших вслед за Гитлером иерархов. Но вот факт, значение которого совершенно ясно. Когда, в ноябре 1942 года был образован комитет по регистрации немецких зверств, в его состав был включен митрополит Николай Киевский. Знаменательно, что включен представитель патриаршей, а не обновленческой церкви. Эта последняя продолжает существовать, но власть не обращает на нее внимания57. Церковь интересует власть, как мощное орудие воздействия на людей, а, как знают на советском верху, верующие пошли за патриархом Тихоном и его преемниками, а не за живоцерковниками и обновленцами.

Всего знаменательнее, однако, факт, упомянутый в самом начале: выход книги под заглавием «Правда о религии в России». В книге проводятся три тезиса: 1) советская власть не стесняет религиозной свободы верующих; 2) церковь заодно с властью и народом в борьбе с немцами и 3) гитлеровские полчища повинны не только в многочисленных зверствах и разрушениях, но и в актах антирелигиозного характера.

По поводу первого положения следует припомнить, что еще в 1930 году, в разгар кампании по массовому закрытию церквей, митрополит Сергий, беседуя с иностранными корреспондентами, отрицал наличность религиозного гонения. Уже тогда было ясно, что митрополит, по соображениям церковной политики, отождествил отсутствие гонений с допущением выполнения церковью всех установленных таинств и обрядов. Его тогдашние слова почти буквально повторяются в книге, и это свидетельствует, что по этому вопросу с тех пор существенных перемен не произошло. Интересно однако отметить, что, как заявлено в книге, «Православная Церковь огорчена тем, что антирелигиозная идеология является официальной идеологией коммунистической партии». В упомянутой выше беседе, архиепископ Саратовский сделал следующее дополнительное разъяснение: «Для правильного понимания положения вещей нужно строго разграничивать отношение к религии со стороны государственной власти и со стороны различных общественных организаций, как например, союз воинствующих безбожников».

По второму вопросу митрополит Сергий, повторяя свое послание, говорит в предисловии: «Мы, представители церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага какие-либо выгоды. Ясно, что церковь раз и навсегда должна соединить свою судьбу с судьбой паствы на жизнь и на смерть». Появление по ту сторону фронта сочувствующей немцам иерархии и вызванная тем тревога ярко проступают в книге. В ней перепечатано пастырское послание митрополита Сергия от января 1942 года. В этом послании православным людям оккупированной немцами территории рекомендуется не забывать, что они русские, и они предостерегаются от того, чтобы, сознательно или по недомыслию, они не оказались врагами родины. Целый отдел книги посвящен самочинным действиям епископа Поликарпа, ранее упомянутым. О других иерархах, действующих в оккупированных немцами областях, если не считать, митрополита Дионисия, упоминаний нет. Из книги обнаруживается, что действия митрополита Сергия и епископа Поликарпа становятся взаимно известными через посредство иностранной печати.

По третьему вопросу, о немецком вандализме, в книге собрано много убедительного материала. Из нее видно, что власть обратила большое внимание на антирелигиозные бесчинства немцев и что двум епископам и двум московским протоиереям было поручено объездить оставленные немцами места, составить доклад о виденном, снять фотографии с разрушенных храмов, монастырей и т. д. Власть как будто желала опереться на авторитет, у многих вызывающий больше доверия, чем она сама.

Есть, однако, в книге отделы, которые стоят вне ее политического задания: в целом ряде статей дается как бы краткий очерк истории русской церкви, с подчеркиванием ее национально-патриотической роли, от святого Владимира до войны 1914–1917 г. В других статьях описывается пасхальное богослужение и делается попытка передать читателю настроение, им вызываемое. Невольно приходит в голову мысль: воздав должное Кесарю, иными словами, осуществив известное политическое заданье, московская патриархия воспользовалась небывалым случаем, воздать должное и Богу, а именно преподнести широкому кругу верующих сведения, которые им почти неоткуда почерпнуть.

Против такой догадки, однако, говорит одно сообщение, дошедшее до нас кружным путем. Издающаяся во Фрибурге (Швейцария) газета «Либерте» поместила посвященную книге длинную статью, в которой, между прочим, заявляется, что книга издана исключительно в целях пропаганды за границей, тогда как в России она запрещена к распространению58, так что никто, кроме близко стоящих к власти, ее не видел. Сообщение это идет из источника, вообще говоря, хорошо осведомленного: Фрибург – один из рассадников католического просвещения в Европе, и там за делами русской православной церкви следят внимательно. Но статья дошла до нас в английском переводе с португальского перевода французского текста (что, между прочим, сказалось в транскрипции некоторых имен), и в ней можно подметить немало фактических неточностей. К настоящему вопросу неточности не имеют прямого отношения, но их наличность заставляет усомниться в точности информации автора, который, по-видимому, не осведомлен и о повороте религиозной политики Советов в 1939 году. И по существу сообщение маловероятно. Для пропаганды за границей следовало издать книгу по-английски и при том иного содержания: так, как она составлена, она может только утомить английского или американского читателя, в виду обильных повторений. Не забудем, однако, что экземпляр ее уже преподнесен, в торжественной обстановке, президенту Соединенных Штатов и что принимаются меры к ее переводу и распространению в этой стране.