— Нок спит, — говорит он в конце концов. Его голос охрип от бессонных ночей. — Всю ночь она бредила. Я очень боюсь, что… я очень боюсь, что ее конец близок, — говорит он, понижая голос.

Его бесстрастное лицо искажается от сознания неизбежного: его мать умрет. Его глаза прячутся за очками, пытаясь прогнать уже давно подступающие слезы. А я чувствую, как во мне разверзается бездна, подобная той, что открылась в день отъезда отца, да так и осталась неисчерпанной. Бездна печали.

— Луанг Пи… — говорю я, кланяясь. — Позвольте мне ее увидеть.

Некоторое время Пхра Джай смотрит на меня, потом медленно проходит в проем двери и оказывается рядом со мной на лестнице. Его волочащееся по полу одеяние янтарного цвета шуршит, как листья под ветром, нарушая непривычное спокойствие сои. Закрыв за собой дверь, монах глубоко вздыхает.

— Лучше зайди через несколько часов, — говорит он, подбирая тогу рукой. — Ей нужно отдохнуть.

Вот уже неделю я прихожу каждый день к этой двери. Вот уже неделю бонза повторяет мне одно и то же и не позволяет мне увидеть свою умирающую мать. Все это время я не настаивал, оставляя колдунью наедине с сыном. Но сегодня я ухожу. Я покидаю квартал несчастий, я хочу в последний раз увидеть ее на прощание.

— Я понимаю, но…

— Возвращайся в шесть часов. Мы будем ждать тебя, — прерывает он меня ледяным тоном.

Шесть часов… Это слишком поздно. Брат с собутыльником уже точно вернутся. Мой пульс учащается. Я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы успокоить разыгравшийся стук сердца. Ткань майки прилипает к ранам, напоминая о вчерашних побоях.

— Тебе пора на работу, — добавляет монах, думая, что я боюсь опоздать.

— Луанг Пи…

Стон застрял у меня в горле. Нужно было рассказать ему о своих планах. Сказать, что я хочу убежать отсюда, убежать от тумаков и нищеты. Нужно было настоять и увидеться со старухой, попрощаться с ней. Но я не смог этого сделать, увидев тревожно нахмуренный лоб Пхра Джая.

— Хорошо. В шесть часов.

Я не знал еще, что в это время меня настигнет мое истинное проклятие.

— Господи, Пхон!

Я узнаю это выражение, так он призывает своего Бога. То же самое он воскликнул, когда я пришел к нему с изуродованным лицом в первый раз. Только одежда у него сейчас другая. Бежевые брюки и белая рубашка. Он элегантен, как человек, идущий на работу. Он говорил, что встречается сегодня вечером с директором «Альянс»[47], чтобы узнать свое расписание. И приступить к занятиям. Курд май.

— Входи, не стой там.

— Мне некогда. Я зашел потому, что… Я зашел вас предупредить. Я… я уезжаю.

Он хмурит брови и испытующе смотрит прямо мне в глаза. Я решил не допускать пауз в разговоре с ним. По дороге я тщательно подготовил свою речь. Я отобрал подходящие слова. А теперь стою перед ним, под лаской обжигающего ветра, в тиши кемпаунда, с которым мне так тяжело расставаться, и все продуманные фразы исчезают из моей памяти.

— Войди, прошу тебя. На секундочку, — шепчет он.

Я вздрагиваю. Я поклялся себе, что останусь на пороге. Что не зайду ни к Джонсу, ни к своему новому хозяину. Я боюсь безмятежности их домов, привычных успокаивающих запахов. Я написал англичанину записку, я опущу ее потом в почтовый ящик. Письмо на тайском. Ньян ему переведет. «Дорогой господин Джонс, я благодарю вас за все, что вы для меня сделали. Простите, что не попрощался. Мне действительно нужно срочно уехать. Еще раз большое спасибо, Пхон». Он, конечно, разъярится из-за того, что я его так бросаю, но у меня нет времени ждать, пока он вернется с работы. Я должен исчезнуть. Но с Оливье увидеться мне необходимо. Необходимо сказать ему, что я хочу продолжать занятия с ним, что я потом найду его.

— Входи, — говорит он, отодвигаясь, чтобы пропустить меня. — Обещаю, что я тебя надолго не задержу. У меня самого встреча скоро.

— Хорошо.

Пока я снимаю шлепки, раздается звук, который я раньше не слышал в кемпаунде. Он вызывает у меня улыбку.

— Кто это так кричит? Геккон?

— Нет, тукай.

Я прохожу в дом, а француз повторяет имя животного. Меня встречают свежий ветерок и бурчание кондиционера, заглушающие пронзительный крик существа, оставшегося снаружи.

— Это большая ящерица, чем-то похожая на хамелеона. Она меняет цвет в зависимости от того, где находится. Говорят, что если она издаст свой крик семь раз подряд, то у того, кто ее слышит, исполнится желание, — говорю я, проходя за ним в гостиную.

Я вспоминаю, что у нас в квартале жил один тукай. Он устроился прямо под моей комнатой, и, когда он кричал, мне казалось, что он забрался внутрь дома. Я боялся его. Мне казалось, что он, замерев и широко открыв свои круглые глаза, ждет, пока я выйду на улицу, чтобы наброситься на меня, укусить и уже больше не выпустить. Однажды я случайно рассказал о нем Нок, и она тут же успокоила меня: «Тайцы боятся эту тварь потому, что она обладает сверхъестественной силой. Ее глаза никогда не моргают и все видят, ее кожа принимает окраску того, что находится вокруг. И она действительно вцепляется в добычу мертвой хваткой. Но ты не должен ее бояться. Если она поселилась под твоей комнатой, это значит, что она хочет выполнить твое желание». В тот же вечер ящерица прокричала семь раз, и моя просьба осуществилась. Я загадал, чтобы мать перестала меня бить.

— Ах, он крикнул всего пять раз. То, что я загадал, не исполнится. Я очень часто его слышу в последнее время. Теперь я буду относиться к нему внимательней, — восклицает Оливье, рассматривая меня со странным выражением лица. Потом он спохватывается и говорит: — Ладно, пойду принесу аптечку.

— Нет! Не трудитесь. Я сам позабочусь о себе, обещаю вам.

Я еще должен зайти попрощаться с Нок, не попасться на глаза палачам и успеть укрыться в своем новом убежище. При мысли обо всем, что мне предстоит сделать, чтобы не умереть, мое колено подергивается, как метроном, отмеряющий уходящее время.

— Я догадываюсь, что ты решил уйти от того, кто довел тебя до такого состояния, — говорит он, садясь рядом со мной.

Я киваю, бросая на француза удивленный взгляд. Неужели мое решение так ясно написано на моем лице?

— Это значит, что мы больше не увидимся? — спрашивает он, опуская голову.

Он сжимает руки, словно пытаясь уцепиться за что-то. Между его бровями появляется глубокая складочка, словно след от удара. Он прикрывает веки, чтобы спрятать кипящий в глазах океан. Я впервые вижу его печальным. И причина тому — я. Мое сердце прыгает, переполняясь угрызениями совести и радостью.

— Честно говоря, я очень хотел бы еще увидеться с вами… Точнее, хотел бы открыть для вас одно место: Патпонг.