Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императорская пара выделялась среди родственников, но это если приглядеться, а вообще Ники был ниже большинства своих дядьев и кузенов, Аликс не могла надеть высокие каблуки и ради соответствия росту мужа и из-за невыносимо болевших ног. Мария Федоровна тоже ростом не выделялась, потому от любопытной публики императорское трио надежно укрывали спины их царственных родственников.
Николая не отпускало предчувствие неприятностей. Скорей бы уж обратно в Петербург…
Большие праздники, особенно такие, как коронация, в России всегда отмечали, в том числе народными гуляниями с раздачей подарков. Не обошлось и теперь.
Московский губернатор великий князь Сергей Александрович, супруг Елизаветы Федоровны, докладывал императору, что заготовлено четыреста тысяч подарков.
– Пряники, фунт колбасы, сайки, кружки с государственной символикой, еще что-то, конфеты, кажется, все завязано в красивый платок с вашими портретами. Кружки заказаны в Австрии, эмалированные.
Николай слушал рассеянно, его не отпускала мысль о том, что Матильда хотела о чем-то предупредить… Вдруг подумал о том, кем ему доводится Сергей Александрович. Дядей, поскольку брат отца. Кажется, шурином, ведь они женаты на сестрах…
Вернулся мыслями к докладу, кивнул:
– Хорошо. Хватит ли?
– Конечно.
– Как раздавать будут?
– На Ходынском поле уже поставлены павильоны, чтобы быстро раздать и освободить место для парада.
– Что-то неспокойно мне…
– Полиция вся на ногах, Ники. Если кто-то что-то и замышлял, то пресекли загодя.
Николай коротко кивнул:
– Скорей бы уже все закончилось. Не люблю всю эту мишуру и фанфары. Дома легче и проще.
Сергей Александрович посмотрел на племянника чуть презрительно, дядья вообще не слишком жаловали Ники, и то, что на его голову возложен венец, отношения не изменило. Мало ли кому повезет родиться старшим сыном?
Народ начал собираться на Ходынке еще с ночи. Если до того казалось, что вся Россия двинулась в Москву, то теперь вся Москва – на Ходынское поле.
Сергей Александрович прав – подарков заготовлено четыреста тысяч, куда уж больше? Потом узнали, что народа собралось на четверть больше – пятьсот тысяч.
Помимо раздачи подарков обещаны самые разные представления с больших помостов – и с животными Дурова, и с кукольным театром, и цирковые тоже… И питье – меды и пиво, сколько в подарочную кружку влезет.
Одним словом, праздник так праздник. Мужикам – пиво, бабам – платки, детям – пряники, домой – колбаса и невиданное чудо – эмалированные кружки. И всем развлечение.
Самые запасливые и сообразительные решили подтянуться к Ходынке загодя, чтоб успеть к началу раздачи. А чего, ночь теплая, можно и там поспать, не баре, чай…
Поле оказалось не таким уж полем, мужики деревенские даже ворчали:
– Чего ето полем обозвали? Где ж тут поле, ямы да канавы одни.
Москвичи объясняли недогадливым:
– Тута тебе не пашут, а солдаты опыта набираются, чтоб, значит, шустро по рвам да канавам бегать. Под ноги смотри лучше.
Под ноги смотреть было несподручно – темно. Раздача и развлечения назначены на десять утра, но раньше шести света не жди. Все равно народ тихонько подтягивался, норовя расположиться ближе к киоскам с подарками, смеялись:
– Медведя я и дома посмотрю, не ученого, но все ж. А кружку енту где взять? И колбаса не лишняя.
К утру стало тревожно, к полю все подходили и подходили новые толпы, оттесняя первых не только от киосков по краям, но и вообще в центр поля, где не было ничего, кроме канав. Толпа уплотнялась, послышались первые, пока незлобивые переругивания, мол, не напирай, все одно мне деваться некуда, сзади тоже прут. Перли со всех сторон, кто поумней, принялись выбираться обратно, а самые умные и вовсе двинули подальше от поля.
Мужик увидел знакомого деда:
– Эй, Пахомыч, ты чего это – столько пехом пер, а теперь обратно?
Пахомыч покачал седой головой:
– Смотри, сколь народу. Того и гляди задавят, я уж лучше без колбасы, зато с боками целыми. Шел бы и ты, Степка, отседова. Или хоть бабу свою с мальчонкой в стороне оставь.
Но Степан не внял увещеваниям, его жена, видно, уже испугалась многолюдства, а сын нет, радостно цедил через дырку от выпавшего молочного зуба:
– Не, мы с батей хочим государя-амператора поглядеть. Хочим из евойных рук пиво в кружке принять.
– Дурень ты, дурень! Да неужели государь-батюшка стольким вон сам будет пиво разливать да подавать?
Мальчонка чуть подумал, но снова покачал головой:
– Все одно хочим.
Договорить им не дали, отец потащил сына и жену вперед, а Пахомыч, наоборот, заторопился в сторону.
Народу на поле набралось столько, что не протолкнуться, теперь первые уже не хотели даже подарков, но выбираться из толпы оказалось поздно. Оставалось надеяться, что, получив свои дары, крайние схлынут, освободив проход для тех, кто в середине.
Уже рассвело, когда случилось страшное: по толпе прошелестело, мол, буфетчики уже начали раздавать царские дары, но пока только своим. Кидают в толпу, чтоб поскорей справиться.
Дальше не понимал уже никто и ничего. Толпа, как единое целое, шатнулась из стороны в сторону, разредив центр, те, кто устал стоять там стиснутыми, дыша вполдыха, почувствовали даже облегчение, но ненадолго.
Как морская волна тащит миллионы капелек за собой, людское море потащило всех, кто хотел и кто не хотел, на киоски стали напирать, требуя подарков и себе, кто-то упал, потом еще и еще. Завизжали бабы, заплакали дети. Кто-то попал в выбоину, повалился, сверху упали новые, на них еще… Началась паника.
– Ой, лишенько! Ой, задавили совсем! Дышать нечем!
– Митя, Митя, где ты? Мальчонку мово спасите!
– Люди добрые, не напирайте, упаду же!
Но очень скоро отдельные выкрики в общем оре уже не были слышны. Людское море взревело, шатнулось и понеслось! Никто не понимал, куда и зачем, как совсем недавно на поле, так теперь все желали выбраться с поля. Давка, вопли покалеченных, хрипы умирающих, истошный бабий визг, детские отчаянные крики – все слилось в единый животный рев.
Никто уже не думал о подарках, о том, достанется или нет, желали только одного – вырваться на волю. В безумной толпе главное – не упасть, это гибель. Но попробуй удержаться на ногах, если напирают, а под ногами те самые рытвины для тренировок.
Никто не понял, сколько длилось это безумие, целыми остались только такие мудрые, как Пахомыч, кто поспешил прочь.
Некоторых полицейских, пытавшихся сдержать напор обезумевшей толпы и успокоить панику, попросту растоптали.