(или порицать их поступки, или использовать результаты их деятельности), но женщины выступают, чётко сознавая своё Я, свою самоценность. Да, Жанна д’Арк получила послание от Отца, от Бога-Отца (что китайцы, возможно, назвали бы Небом), но это было лично ей адресованное послание. Да, она встала на защиту своей Родины, но это был её личный порыв. Тот же личностный аспект, предполагаю, присутствует и у мадам Помпадур.

В этой связи кажется закономерным поговорить о гуаньси 关 系[789] – тех связях, которые существуют в любых обществах между его членами, но и в любом обществе имеют свой, специфический окрас. Этот вопрос затронут в кандидатской диссертации, защищённой в ИСАА при МГУ[790], которая, в сущности, посвящена анализу коррупции в последней четверти прошлого века в КНР.

Представляется, что под определённым углом зрения рост коррупции может быть рассмотрен как рост рыночных отношений. Коррупция – это суррогат рыночных отношений там, где нормальные рыночные отношения искусственно подавлены, считают некоторые, «это не что иное, как теневой рынок услуг», иногда исполняющий роль тендера при распределении дефицитных средств производства[791]. А, «может, это вид “естественного отбора”？ Когда успешными оказываются только те особи, которые способны обеспечить себя необходимыми коррупционными связями и схемами»[792]. В конце концов, мы можем пассивно быть «обслуживаемыми» управителями самых разных сфер и уровней, а можем выступать с инициативой, требуя или с большей частотой, или более специфической (по скорости или качеству) конкретной услуги. Конечно, коррупция была всегда и есть везде. И в каких показателях измеряется, что её стало больше? Может быть, больше говорят о ней, поскольку и говорить можно стало, и больше людей с управленцами сталкивается? Можно, верно, напомнить закон перехода количества в качество и наоборот. Размах коррупции, думается, говорит не только об особенностях, о «неправильности» законодательной базы страны (такой, во всяком случае, точки зрения придерживаются специалисты по американской мафии). Разве не говорит он и об увеличивающихся контактах рядовых граждан страны со своими органами власти? То есть можно говорить о возросшей мобильности внутри обществ, да и, верно, о возросшем благосостоянии членов общества (ведь платить-то можно, когда есть чем платить и известно для чего). И если увеличивается сумма взятки, подкупа, то, стало быть, у вступающих в таковые отношения с чиновниками граждан имеются таковые суммы. А это может служить неким свидетельством о возрастающем благосостоянии граждан (и не только этих коррумпированных чиновников). Ведь Дэн Сяопин признавал право одних богатеть раньше других, подразумевая при этом, что «зараза» благосостояния (а не мечты о «железной миске») в определённом смысле не может не распространяться (если, конечно, не будет прервана призывами грабить награбленное). Так и использование женского тела (как пишется в статье Сьюзен Манн – «юности девушек») в качестве товара (неважно, за деньги или за услугу), конечно, было всегда. Недаром же самая простая форма такой сделки – проституция называется самой древней профессией. Естественно, в каждом социальном явлении есть его поверхностная видимость. Но ведь есть и суть явления, которую часто не только сложно увидеть из-за «глубины залегания», её просто не хотят видеть, и даже мысли не приходит, что за видимой схожестью скрывается качественное различие, нуждающееся в исследовании.

Мне представляется, что скорее должны вызывать опасения не сами эти явления, а та система, в которой они в Китае реализуются, – система гуаньси, описанная в вышеприведённой диссертации. Эта система создаёт, вероятно, некоторый национальный колорит не только коррупции. Вероятно, и новые гуйфэй («драгоценные наложницы»), говоря политэкономическим языком, не являются собственницами своего тела, или своей «юности». Они, как и их исторический аналог, включены в эти родственные, клановые, региональные и прочие гуаньси.

Гуаньси, вывезенные в иную цивилизацию (например, сицилийские клановые отношения в Америку), не в последнюю очередь являются первоосновой такого явления как мафия в её нынешнем понимании. Недаром возрастающая миграция из азиатских стран породила полные ужаса ожидания в Америке «нашествия жёлтой мафии».

Аморальность некоторых явлений (что коррупции, что проституции) в той или иной форме, зависть определённой категории граждан, не могущих или боящихся преступить закон или мораль, но очень мечтающих о результатах таковых поступков, не позволяют подойти к явлениям объективно («объективистски» – как любили обвинять в совсем недавнем прошлом), без не могущей скрыться брезгливости в некоторых исследованиях. Но в такой ситуации сложно понять суть этих явлений, дать им определение, поставить диагноз. А без диагноза как лечить, если это болезнь? (А вдруг это – всего лишь болезнь роста? И надо лишь слегка нечто подкорректировать, наблюдать, а вовсе не раздувать истерию, не звать искоренять огнём и – чем там ещё искореняют?)

Есть утверждения, с которыми трудно согласиться, хотя и просматривается в них «рациональное зерно»: например, о благоприятной роли «культурной революции» в осуществлении политики модернизации и открытости. А что можно сказать о роли проституции и коррупции в строительстве новых отношений в традиционалистском Китае?

Во всяком случае, классики марксизма (не ленинизма) очень акцентировали тот момент, что становление нового строя – капиталистического – в отличие от традиционалистских обществ освобождает человека от внеэкономической зависимости (не спасая, естественно, от иной зависимости – экономической). Это они явно относили к более прогрессивному этапу развития человеческого общества и ликвидацию этой внеэкономической зависимости причисляли к немногочисленным благам общества частной собственности.

Женщина=мать

Едва ли не главный барьер, который следует преодолеть для обретения женщинами всей «полноты человеческого существования», – стереотипное и чрезвычайно прочно укоренённое отношение к женщине преимущественно как к силе детородной, если не только как к матери (которое было типично в том числе и в России для дореволюционного, да и для советского периодов истории). Даже возникло понятие «социальное материнство». Этот взгляд на назначение женщины в обществе разделяет и значительная часть активисток женского движения. (Всё это отражается в лозунгах некоторых женских политических организации, призывающих не защищать права, а «улучшать положение» женщин, а также в утверждениях многих политически активных женщин о том, что они пришли в мир политики для того, чтобы поддержать мужчин, чтобы быть там «не вместо них», а «вместе с ними», прежде всего потому, что материнский опыт поможет оздоровлению политических нравов и т. д.).

Именно поэтому на определённых этапах женского движения до сих пор плохо отрефлексирована и проблематика присвоения женщиной своего тела, которое выражается прежде всего в сознательном материнстве (или отказе от него). Но государственная политика в этой области в определённых странах скорее нацелена не на освобождение женщины, а на регулирование рождаемости в зависимости от нужд самого государства: сюда входят и вопросы рождения ребёнка,