А Ямакаси не спросил о Ральфе.

Значит, он знает о его существовании. Узнать об этом можнобыло двумя способами – либо посетив «Ноль» с черного хода (об этом Васька дажедумать не хочет), либо выслушав рассказ самой ведьмы. Оба варианта отдают тухлятиной.

– Ты даже не спросил, кто такой Ральф, – Васька неторопится садиться за спину Ямакаси.

– Разве? – он делает удивленное лицо. – – Неспросил.

– Это мой прокол. Так кто такой Ральф?

– Ты разве не знаешь?

– Нет.

– А мне кажется, ты врешь. Ты знаешь, кто такой Ральф.

Эмоции, пусть даже и самые незначительные, редко взбираютсяна лицо Ямакаси, – тем они отчетливее. Вот и сейчас на нем застыловыражение мелкотравчатой досады.

– О чем ты, кьярида?

– Ты не был в «Ноле»?

– Ты же знаешь, что не был.

– В каждом ресторане существует черный ход.

– Я ни разу им не воспользовался, поверь.

– И ты не знаешь, кто такой Ральф?

Ямакаси хмурится, Васькины неожиданные нападки ему неслишком-то приятны.

– Это ее воздыхатель, он прохода ведьме не дает. Есливы воркуете, она должна была тебе о нем рассказать.

– Ладно… Что-то такое было, но в подробности я невникал.

Васька тотчас же перестает ненавидеть двурушника Ямакаси и сновой силой переключается на знакомую до мельчайших деталей ненависть к пауку;впрочем, не такую уж и знакомую. Если сравнить Васькину ненависть с рекой, токаждый раз в ее акватории появляются все новые рукава и ручейки – десятки,сотни только что проложенных устьиц. Одно из устьиц и оказалось забитосвяточной историей про немца: паук наверняка не удержался, чтобы не пустить еев дело. Ах-ax, жеманно куксится паук, ну что вы, Ямакаси, я очень устаю отмужчин, один так вообще преследует меня много лет без всякой надежды навзаимность… он вообще-то очень милый человек, иностранец и совладелец ресторанапри этом…

Тьфу ты черт. Гадость.

Шайзе.

Шайзе, шайзе, шайзе.

– Поехали домой, а? – просит Васька.

– Конечно. Как скажешь, кьярида.

Дома, в мастерской, Ямакаси пи на минуту не выпускает Ваську:сначала из поля зрения, затем из объятий. Он даже в ванную не пошел, –прежде такого никогда не случалось.

– Ты сам на себя не похож, – самое глупоезамечание из всех возможных, хотя бы потому, что Васька понятия не имеет, каковЯмакаси на самом деле. Она прожила с ним больше месяца, но оказалась еще дальшеот разгадки, чем была вначале. Ее так и тянет спросить у Ямакаси напрямую: чтоза история приключилась с Чуком и куда делась дорожная сумка, с которой тыпришел к нему; и что было написано на бирке от ручной клади, и от кого ты узнало моем существовании, и почему так хотел познакомиться со мной? ведь совершенноне потому, что я такая потрясающая девчонка и не менее потрясающая любовница,ни то ни другое не соответствует действительности, так почему ты здесь,Ямакаси? Впрочем, мне надоело называть тебя Ямакаси. А назвать тебя ТобиасомБрюггеманном я не могу, в твоих узких глазах, в твоих субтропическихтатуировках нет ничего немецкого, уж прости меня, милый.

И кстати, кто же такой Тобиас Брюггеманн?

Все это готово слететь с Васькиного языка, но в самуюнеподходящую минуту его обволакивает язык Ямакаси.

– Хочешь заняться любовью, кьярида? – шепчет он,что-то новенькое, раньше в ходу было выражение «хочешь, займемся сексом».Васька вот-вот поднимет Ямакаси на смех, но что-то останавливает ее: бытьможет, неожиданно прорвавшаяся в его голосе тоска по настоящей страсти. Та жетоска ощущается и в теле, в каждом изгибе, в каждом заломе многочисленныхтатуировок. Ямакаси как будто нажрался «виагры», или еще какой-нибудь химии,якобы повышающей потенцию, или находится под мощным влиянием неизвестногоВаське афродизиака. Две минуты назад они едва не поругались из-за завтрашнеговосхождения на стену небоскреба, Ямакаси даже пришлось прибегнуть ктрадиционному «доверься мне» и экзотическому «завтра все решится», уж непредчувствие ли близкой расправы над ведьмой сыграло роль афродизиака?

С Ямакаси станется.

– Ты любишь меня? – спрашивает Васька.

– Конечно. То, что я собираюсь сделать для тебя, –разве не доказательство любви?

Раздавить паука, вот что он собирается сделать. Убитьведьму, тем самым освободив Ваську от многолетних пут. И не только Ваську –дьявольской кухне тоже придет конец. Но так ли уж виновата ведьма?…

Эта мысль приходит неожиданно, в самый неподходящий момент:Васькино тело покоится на волнах тела Ямакаси. Васькино тело покачивается, водапрозрачна и пронизана солнечными лучами; они достают до самого дна и в ихпреломленном свете хорошо видно, чем усыпано дно.

Обломками невинных мечтаний Мики быть нужной ей, Ваське.

Крошечный трамвайчик со звонком «исполняю желания, исполняюжелания, исполняю желания»; крошечный мотоцикл – раньше его фара и подфарникибыли наполнены лунным светом, но теперь не горят; крошечная фигуркакерамической птицы, не такой кровожадной, как птица Кетцаль, – почему всеэто так пугало Ваську в детстве? Почему она думала, что Мика вторгается в еесны? быть может – она просто охраняла их? Почему в любом поступке, в любомдушевном движении Мики ей чудилось притворство? Да, она врала Ваське о смертиродителей, но почему Васька увидела в этом только ложь, а не желание защититьее от страшной правды, пусть и ненадолго. И потом… Редкая психологическаяособенность Васьки: Мика никогда не называла ее болезнью. Наверное, она сделалане все, чтобы помочь Ваське, но Васька… Васька вообще ничего не делала, чтобыпомочь самой себе. Сколько раз она отталкивала Микину руку? Не сосчитать.Проклятье, почему она думает об этом только сейчас, когда судьба блаженнойдурочки предрешена?

Это жалость или что?

– Давай оставим все как есть, – шепчет она, неоткрывая глаз. Она бы и не смогла открыть их: губы Ямакаси завладели веками,завладели ресницами, избавиться от их тисков невозможно.

Что значит – оставим все как есть? – Не стоит ееубивать…

Он больше не целует Ваську, по и не собирается выпускать еетело из объятий.

– Ты передумала? Воспылала сестринскими чувствами? Илиона вдруг перестала быть ведьмой?

– Нет, но…

– Ты разговаривала с ней?

– Ты же знаешь, что нет. Мы не общаемся…

– Тогда объясни мне, что происходит, – Ямакасипо-прежнему говорит с ней ласково, пи на йоту не повышая голоса.

– Я не знаю… Может, и правда имеет смысл просторазменять квартиру.

– Она не даст тебе разменять квартиру.