* * *

Группы товарищей, получающих у нас второе высшее образование (естественно, экономическое), а потом и «классических» заочников я разгоняю в общей сложности за час – по двадцать минут на группу (с перерывом). В результате приходится еще довольно долго ждать, когда придет Элеонора. Но вот, наконец, она появляется, говорит «Здрасте!», и теперь я могу облегченно сказать:

– Здрасте. Закройте, пожалуйста, за собой дверь.

Мы остаемся одни в пустой аудитории на безжизненном к тому времени этаже – распрекрасное время для чего-нибудь более приятного, чем обсуждение цен на пятерки и тройки. Но Саматова слишком хитра, чтобы с ней можно было закрутить роман без дальнейших обязательств, поэтому, несмотря на ее сексапильность, я пресекаю подобные мысли всякий раз, когда они ко мне приходят.

Она садится на парту прямо передо мной, по привычке достает ручку и лист бумаги. Но я не собираюсь сейчас ей подсовывать какое-либо чтиво, а просто добродушно улыбаюсь:

– Ну, слава Богу – все разрешилось. Ох, вообще – чё там только не было!

Я снимаю куртку и небрежно бросаю ее на парту, забыв при этом, что во внутреннем кармане остались рубли и двушки, которые мне сегодня утром дали на сдачу в автобусе. Мелочь вылетает не хуже пробки из под-шампанского, весело звеня и подпрыгивая.

– Ой! Ну, вот: все упало, все пропало! – говорит мне с улыбкой Саматова.

– Ничего не пропало – только мелочь, – оптимистично заявляю я. – Пропали только копейки, а все остальное сохранилось.

– И как оно сейчас все выглядит, Игорь Владиславович? В деталях?

– Вы должны будете учить, Элеонора, – просто поставить оценки сейчас уже невозможно, – но поддержка вам гарантирована. На четверку – так… – я рисую пальцем цифры «5», «0», «0», а на пятерку – так… (добавляю семерку, пятерку и ноль).

– То есть четыре – это… – Саматова начинает царапать на своем листе «500», – а пять – это «750»?

– Да.

– Хорошо. У нас завтра в девять консультация перед последним экзаменом. Я сегодня всем сообщу, чтобы принесли, а завтра соберу. Но, Игорь Владиславович! Есть один момент. Ребята уже боятся и сомневаются. Там точно всё будет нормально, как вы считаете?

– Абсолютно, Элеонора! – отвечаю я, осклабившись. Мне бы, конечно, сейчас не скалиться надо, а сделать максимально серьезный вид. Но я повинуюсь какому-то подсознательному и при том – неудержимому стремлению отомстить Бочкову за мое сегодняшнее унижение перед Гусейновым на экзамене, а главное – за профкомовский список.

– Ага! Понятно! – хитро улыбается Саматова. – А вы, Игорь Владиславович, случайно не…?

– Что – «не»? – решаю «повалять Ваньку» я.

– Нет, ничего, – продолжает строить лисью мордашку староста ЭПЛ-1-07. – Просто наши девчонки говорили недавно, что к нему напрямую можно подойти, и он поставит маркетинг за Гасанову.

– Не знаю… – стараюсь я скрыть удивление. – Вообще-то он не должен напрямую работать. Если только через Трофимова. А за сколько он ставит, если не секрет?

– Полторы то ли тройка, то ли четверка – я сама точно не знаю. Просто услышала разговор наших в коридоре…

– В коридоре? – изумленно переспрашиваю я. – То есть это вот так в открытую обсуждается?

– Да.

– Интересно. Вы не могли бы для меня разузнать это поточнее, Элеонора?

– Хорошо… А вот я еще хотела спросить: что делать с группой ЭПП-1? Они постоянно спрашивают: сказали ли вы что-нибудь? Мне их взять на себя, или…

– …Ни в коем случае! Среди них есть очень ненадежные люди. Так что пускай теперь сами выкручиваются. В конце концов, у них должна работать своя староста.

– Ясно. Я тогда им так и передам…

– …Именно!

– Ладно. Ну, я пойду тогда, Игорь Владиславович?

– Да, хорошо…

Саматова встает, одергивает юбку и, убрав ручку с бумагой обратно в сумку, забрасывает её на плечо:

– До свидания, Игорь Владиславович!

– До свидания, Элеонора! Но вы поспрашиваете насчет того, о чем мы с вами говорили?

– Конечно!

Дверь за ней закрывается, и удаляющийся стук каблуков возвращает мне ощущение привычного хода вещей: конец семестра, собрание со старостами, акт сдачи-приемки денег. Правда, есть и отличие: тот риск, которому я сейчас себя подвергаю, пытаясь дважды войти в одну реку и едва не раскрыв тайну своих отношений с шефом.

Допустим. Ну, и что с того? В конце концов, она не обязана докладывать о моих предполагаемых связях с Бочковым немедленно. Надеюсь, у нее хватит ума пока этого не делать. Ха! А как она будет тогда убеждать народ? И вообще: говорю о ней, а сам умно, что ли, поступил? Мог бы тоже как-то посерьёзнее себя вести! Зачем не стал? Затем, что сегодняшний издевательский тон и ужимки Бочкова с Трофимовым вывели меня из себя. Это не считая их свинства с профкомовским списком. С партнерами так себя не ведут – поделом им. Пусть, если что, жарятся на сковородке вместе со мной, черти!

Надо отправить эсэмэску Трофимову: выяснить, когда он завтра будет. Жалкая штука от Донсковой и Пензовой – теперь, к сожалению, тоже деньги, которыми нельзя разбрасываться. Найдя в справочнике мобильного «РуслТроф», посылаю текст и в ожидании ответа начинаю рассматривать вид из окна. Вместо привычных глазу пересекающихся друг с другом потоков студентов-дневников и вечерников, напоминающих стаи рыб, идущих на нерест, сейчас лишь неторопливо расходящиеся по домам одиночки. А всегда забитая «поляна» перед Г-корпусом, своими шеренгами автомобилей похожая на ряды акульих зубов, теперь больше похожа на выбитую в драке челюсть: нужные зубы то здесь, то там отсутствуют. Оно, конечно, понятно – все-таки экзамены уже почти закончились – а все равно как-то жаль. Хотя, казалось бы, чего здесь жалеть? Особенно если деньги уже получены и оценки в ведомости проставлены?…

Наконец раздается сигнал входящего сообщения. Нажимаю на клавишу и читаю на экране:

«Буду завтра с девяти. Липовые оценки подписывать не стану».

Вот сучонок! Надо ему ответить, гаду!.. Как бы это поточнее ему вмазать?… Ага, вот так пойдет:

«Кажется, шеф при тебе сегодня сказал, чтобы я делал, как считаю нужным. А вы там с ним, можно подумать, не липовые оценки ставили по списку профкома! Я просто накалять обстановку не стал – притворился, что поверил. Ну, ладно – дело твое: не хочешь – не надо».

Стукнув по клавише, отправляю написанное послание в плавание по волнам электро-магнитного океана. Надеюсь, что нужного острова оно достигнет очень быстро. Теперь надо бы навестить Пушистикову…

* * *

Я вхожу в приемную начальницы учебно-производственного отдела и вижу сидящую в гордом одиночестве одну из ее секретарш Аделаиду – весьма занятную штучку, студентку одной из технических групп. У нее мелкие, но приятные черты лица, еще более приятный тембр голоса и хорошая грудь. По виагроподобному эффекту, который она производит, ее можно смело зачислять в призовую тройку среди секретарш и прочего персонала нашего института.