– Здравствуйте, Аделя! Как поживаете?

– Здравствуйте, Игорь Владиславович! Неплохо. А вы?

– Да неважно, если честно…

– Правда? А что так?

– Есть причины. Когда в отпуск пойдете?

– Ой, нам не скоро. Все лето тут будем, как обычно. Трудиться на благо института.

– Да уж, наслышан!

Я пытаюсь определить, уловила ли эта сексигерл подтекст в моих словах. Судя по тому, что она опустила глаза, да.

– Где ваша напарница? Домой убежала? – киваю я на пустующее рядом с ней место.

– Она болеет. Я пока за двоих, – улыбается Аделаида.

– Ясно… А что – Наталья Александровна скоро будет?

– Да должна уже… А вот и она!

Я уже и сам слышу, как позади меня открылась дверь. Повернувшись, вижу на пороге саму госпожу Пушистикову.

– Здравствуйте, Наталья Александровна! Сто лет жить будете!

– Здравствуйте! Вы ко мне? – слегка улыбнувшись, задает она вопрос, ответ на которой очевиден.

– К вам.

– Проходите, пожалуйста!

Эту формулу вежливости Пушистикова произносит без особого энтузиазма: видать, попой чувствует, что я не красоты иорданской Петры обсуждать к ней пришел.

Мы устраиваемся друг напротив друга: она – в своем рабочем кресле, я – на придвинутом почти вплотную к столу низком стуле, и секунду-другую я просто смотрю на ее прикид, не говоря ни слова. Черные брюки, голубой свитер, ярко-розовая помада и столь же ярко-зеленые тени на веках… М-да – со вкусом здесь большие проблемы. Ну, ладно – черт с ней и ее вкусом: не до этого сейчас…

– Наталья Александровна! Мы с вами всегда были в прекрасных отношениях, поэтому я хотел у вас спросить, чем вызвана одна непонятная вещь в моих делах с Нателлой…

– Какая вещь? – Пушистикова подпирает кулаком подбородок.

– Ну, вы знаете, что происходило месяц назад; какая ситуация была у меня с группами, в том числе её группой…

– …Нет, не знаю!

– …Да ну, ладно вам! Про это все знают. А вещь вот какая. Перед экзаменом, уже после того, как к студентам приходил Кузнецов, Нателла прислала мне эсэмэс, в котором предложила всё организовать по-старому, как было раньше…

– Как организовать? – продолжает строить из себя дурочку Пушистикова.

– Уверен, вы понимаете, о чем я. Так вот, мне сказали, что после прихода Кузнецова Нателла во всеуслышание объявила, что она этим заниматься не будет…

– …Правильно, это я ей пригрозила: «Нателла, мне проблемы из-за тебя не нужны, поэтому…» – тут же опровергает собственное «незнание» Пушистикова.

– Да-да, это было вполне естественно тогда, – примирительно говорю я. – Но зачем в таком случае ей нужно было делать потом это предложение? Как мне сообщили чуть позже, меня ждали и хотели взять, как товарища с кибернетики…

Пушистикова бледнеет (что, ловлю я себя на мысли, само по себе почти каламбур), но быстро берет себя в руки и начинает тараторить, как заведенная:

– Ну, это не Нателла, не Нателла! Она не могла так сделать! Я не знаю, кто там чего планировал, но то, что Нателла к этому непричастна, совершенно точно.

– Я вам верю, Наталья Александровна, – мой голос звучит задушевно, как у дворецкого, склонившегося над постелью пятилетнего отпрыска лорда. – Но факт остается: эсэмэска с ее стороны была, и затем вот эта информация. Насчет того, что меня ждали.

– Нет! Вы даже не думайте об этом!

– Хорошо-хорошо! Именно потому, что я вам полностью доверяю («Можно ли не доверять такой честной, как ты?»), я и хотел задать вам еще один вопрос: не могла бы Нателла сказать мне, кто ее попросил написать то сообщение? Ну, и еще дать мне кое-какую информацию?

– А именно?

– Это я расскажу ей. Не хочу вас загружать лишними подробностями…

– Ну, вы все-таки скажите: это ведь и мой ребенок тоже!

– Да нет: ни к чему, я думаю.

– А вы что – снова всех старост собираете? – настораживается Пушистикова.

– Нет, – отвечаю я почти искренне. («Только некоторых.»)

– Ну… дело в том, что Нателла уже сдала сессию и со дня на день уезжает…

– Опять в Москву к папе?

– Да, он там коммерческий директор в одной фирме, а мама здесь…

– Если не секрет, Наталья Александровна: мама у нее где работает?

– Не секрет – в «Проммаше»…

«Оп! В спонсорском предприятии нашего универа!»

– Ясно… Ну, что ж – неплохо. В материальном плане… – не удерживаюсь я от реплики. – Нателла, наверное, в Москве хорошие клубы посещает?

– Редко! Там ведь всё очень дорого…

– Дорого, да? – почти издевательски переспрашиваю я, сохраняя, впрочем, невинное лицо.

– Конечно. Здесь – ладно. Они с мамой, конечно, регулярно в Египет ездят, в самый лучший отель…

«Не сомневаюсь!»

– Да и вы, наверное, тоже с ними…

– Я обычно в другое время. У меня ведь, сами знаете, свободные деньки появляются только ближе к октябрю-ноябрю, когда уже все студенты пристроены…

«Ага, в курсе!»

– Ах, ну да, верно! Значит, возвращаясь к нашим баранам, она уже сейчас не может, Наталья Александровна? И душой, и почти уже телом – в Москве? Ну, тогда само собой! Извиняюсь, что потревожил.

– Ничего-ничего! Вы заходите, если что, но в данном случае уж нет. Не обессудьте, ладно?

– Конечно. Не буду отвлекать вас от дел. Вы еще не скоро домой-то? Седьмой час уже московское время…

– Да, наверное, тоже скоро.

– Ну, ладно. До свидания!

– До свидания!

Поднявшись со стула и уже направившись к выходу, краем глаза замечаю, как дежурная улыбка сходит с лица Пушистиковой. Но стоило мне, открыв дверь, повернуться на прощание, как набор фарфоровых коронок снова являет мне свое сияние:

– Всего хорошего!

– И вам того же!

Щелкаю замком, бросаю на ходу секретарше «Чао, бэлла Аделаида!» и выбираюсь на оперативный простор уже опустевшего коридора: не видно ни студентов, ни представителей заседающего по соседству административного аппарата. Все ушли на фронт. Линия этого фронта, разумеется, проходит где-то между диваном в зале и телевизором там же. Либо на кухне. Пора бы уже и мне туда.

Выхожу из корпуса и вдыхаю удивительно душный воздух – потомство резкого ветра и надвигавшейся, но так и не получившей шанса состояться грозы. Надо на всякий случай поторопиться, а то вдруг Зевс передумает и решит-таки пульнуть сверху молниями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Даже если такое и случится, к этому времени я должен быть в безопасности.