Гофинг отмалчивается. Для него такое поведение характерно. Вечно медлит с ответом, словно обдумывая последствия. Наконец он все же его дает. Голос звучит серьезно.

– Так и быть, поделюсь чем могу. Это не для прессы. Пока не время. Не исключено, что оно вообще не настанет.

– Как скажешь.

Гоффиг замолкает, в очередной раз взвешивая варианты, после чего со вздохом сдается.

– Все началось больше года назад. Разведывательная операция, в смысле. Подробности тебе ни к чему. По ходу дела всплыли два слова… мы даже не знали, имена или названия: одно – Свифт, второе – Риверсенд. И то, и другое нам ничего не говорило. Затем в штаб-квартиру АСБР явился Харли Снауч и разоблачил Байрона Свифта, опознал в нем Джулиана Флинта.

Мартин поворачивается к Гофингу и недоверчиво смотрит на него, причем так долго, что машина едва не выезжает на обочину прямой, как линейка, дороги.

– Повтори еще раз.

– Ты не ослышался. Именно Снауч сообщил нам, кто на самом деле Свифт.

– Все равно не понимаю. Как такое вообще возможно?

– Снауч приехал в Канберру год назад и ко всем, кто соглашался слушать, приставал с историей о том, что священник в его городке – какой-то самозванец-снайпер. Понятное дело, никто не воспринимал его всерьез. Ни копы, ни газетчики, ни мы. Никто. В конце концов он дошел до меня, и то лишь потому, что упомянул те два слова, Свифта и Риверсенд. Скажу честно: я посчитал, что он фантазер и тут просто совпадение, но проверить был обязан. Снауч говорил на удивление убедительно, и все звучало очень правдоподобно. Старик сказал, что Свифт любит пострелять, что он бывший военный. Что у него есть шрам, похожий на пулевой, и армейские татуировки.

Я выслушал его, а потом отправил домой, однако на всякий случай попросил аналитика проверить имя. И вуаля! Она нашла сведения о смерти Байрона Свифта в Камбодже. Наконец хоть какой-то прогресс. Я снова обратился к Снаучу, благо он все еще был в Канберре. Показал ему альбомы с фотографиями бывших бойцов спецназа. Он тут же опознал Джулиана Флинта. Это имя мне ничего не говорило, но как только попало в систему, пошли тревожные звоночки. Флинт обвинялся в военных преступлениях, сбежал из-под стражи и, видимо, убивал, пока скрывался в Ираке.

– Ну и ну! Так почему вы его не арестовали? Свифта, то есть.

– Не успели. Пятница, конец рабочего дня. В воскресенье утром собрали экстренное совещание, привлекли разных специалистов. И прямо во время него пришла новость: Свифт застрелил людей возле церкви и погиб от пули местного констебля. Мы опоздали.

– Вот невезуха. А Снауч еще был в Канберре?

– Да. Так что с убийством туристок он вне подозрений. Снауч провел в Канберре целую неделю, разговаривал с полицией, с нами. Алиби лучше не придумаешь.

– Мне он сообщил, что был в Мельбурне. Лежал в больнице с пневмонией.

– Вот как? Очень убедительно.

– Ну а вам он что говорил? Почему так стремился разоблачить Флинта?

– Сказал, что беспокоится о падчерице.

– Мэнди?

– Точно. Старик не хотел, чтобы она водилась с этим малым. Подозревал, что Свифт не тот, за кого себя выдает, и тревожился за нее.

Мартин раздумывает. Безусловно, некая доля правды тут есть.

– А как насчет самого Снауча? Вы его проверили?

– Да, несколько загадочный человек. Много времени провел за границей, но ничего такого.

– Выяснили, откуда у него на руках отметины? Выглядят как тюремные татуировки.

– Нет, тут у нас ничего. Снауч не сидел в тюрьме, однозначно.

– Так что никакого изнасилования и сексуальных домогательств?

– Нет, мы бы такое не пропустили.

Снова повисает тишина, оба уходят в себя, а за окном все так же стелется равнина.

«Снауч с самого начала знал, что Свифт – это Флинт, но мне предпочел не рассказывать, – размышляет Мартин. – Спрашивается, почему? Ведь старик хотел принизить Свифта в глазах Мэнди. Не раздумывая, повторил обвинения в педофилии, так почему бы не открыть правду о Флинте? Потому что Гофинг поймет, откуда у меня информация, и придет за ним? Или дело в том, как восприняла бы это Мэнди? Узнай она, что Снауч сдал Свифта еще до смерти последнего, могла счесть старика ответственным за кровавую бойню, и на любых надеждах на примирение пришлось бы поставить крест. Так? Что у Снауча на уме?»

– Послушай, Джек, перед самой смертью Байрон Свифт сказал Робби Хаус-Джонсу, что Харли Снауч все знает. Может, Свифту как-то стало известно, что Снауч про него пронюхал?

– Вот это меня и беспокоит. А руководство АСБР – еще больше. Ничего конкретного, только неотступное подозрение, что произошла утечка. Как-то же Свифт выяснил, что Снауч его опознал. Мы относимся к таким подозрениям очень серьезно.

– Это могло подтолкнуть его к убийствам.

– Верно. Слушай, Мартин, тебе пока нельзя об этом писать. Подожди. Когда время придет, если оно придет вообще, информация вся твоя. Эксклюзив. Даю слово.

Мартин лишь улыбается: слово отъявленного лжеца.

– Спасибо, Джек… кстати, у меня кое-что для тебя есть.

– Что?

Мартин рассказывает агенту АСБР о таинственном номере телефона, полученном от владелицы «Черного пса», и своих подозрениях, что его оставил Херб Уокер, притворившись его редактором. Возможно, с этого номера Свифт и позвонил из Сент-Джеймса за несколько минут до стрельбы.

– Записка у тебя при себе?

– В пиджаке. Подержи руль.

Гофинг берется за руль правой рукой. Нога Мартина по-прежнему на педали газа, машина продолжает нестись вперед. Повернувшись к заднему сиденью, Мартин вынимает из пиджака листок с номером от Фелисити Кирби и, вручив его Гофингу, возвращается к управлению машиной. Вдали уже вырисовываются верхушки риверсендских зернохранилищ, парящие в мареве над равниной.

– Можешь узнать, кому принадлежит номер? – спрашивает Мартин.

– Конечно, проще простого.

Сбросив скорость, Мартин проезжает заброшенную автозаправку и «Черного пса» и, свернув на Хей-роуд, направляется прямиком в полицейский участок. Перед входом только один фотограф, тот самый маньяк, что обогнал их на пути из Беллингтона. Щелкнув пару кадров, он весело машет Мартину. Если к тому времени, как Мартин с Мэнди выйдут из участка, этот фотограф так и останется здесь единственным, у него появится даже больший повод для веселья: денежный снимок будет его и только его.

Внутри участка почти никаких признаков жизни, лишь приглушенные голоса где-то сзади. Мартин нажимает звонок на стойке, и Лучич, напарник Монтифора, высовывает голову из дверного проема.

– Прости, приятель. Мы не можем отпустить ее под залог. Для этого нам нужен констебль. Не знаю, правда, хватит ли у него храбрости здесь появиться. – Злорадно улыбнувшись, Лучич исчезает прежде, чем Мартин успевает ответить.