В памяти всплывает прошлый визит в пивную. Лиам или в гостиной с ее пустыми жестянками из-под пива и переполненными пепельницами, или в комнате мертвого кота.

Мартин снова прибавляет шаг. Вперед, в основной коридор, мгновение, чтобы сориентироваться, потом за угол направо и, крадучись, вдоль фасада… Что это? Он застывает на месте. Кто-то поет. Колыбельная? О боже! Ноги готовы превратиться в желе, однако он призывает остатки храбрости и решительно продолжает путь по коридору.

Когда же кончатся эти двадцать пять метров? За несколько коротких секунд или через полжизни? Трудно сказать. Он минует лестницу, ведущую вниз, в пивную, видит латунные прутья на ковровой дорожке, отмечает водянистый английский свет на картине лисьей охоты, жмурится от ослепительного австралийского света, что льется сквозь французские двери на веранду. А вот и остальное: роскошная, но пыльная люстра над лестницей; старинный шкаф с чуть отслоившимся шпоном; горный пейзаж – голубые хребты и кучевое облако в форме наковальни, готовое разразиться летней бурей. Чем-то запахло. Пыль, кровь, нафталин и табачный дым. И страх. Тот самый запах, который он терпел три дня, три ночи и целую вечность в багажнике старого желтого «мерседеса», брошенного где-то в секторе Газа. Этот запах последовал за ним через океан и разыскал внутри заброшенного отеля в Риверайне.

Однако запах Мартина не останавливает. Ничто его не остановит. Он идет сквозь запах, бредет сквозь него, как через толщу воды, с усилием проталкивает тело. Пение указывает путь – в комнату мертвого кота.

Войдя, Мартин ступает тихо, хотя и не пытается прятаться. Джейми Ландерс сидит в кресле у окна, обнаженный ниже пояса и, заметив его, прекращает петь. В руке у парня нож. Длинный нож, кончик влажно блестит красным. Лиам – на кровати. Рука и противоположная ей нога привязаны к столбикам кровати, во рту – кляп, глаза круглые от ужаса, все лицо в слезах и слюне. Он обнажен, крошечное тельце в разводах крови, натекшей из пореза на груди.

– А, репортеришко, это ты. Я все думал, кого принесла нелегкая.

– Джейми, прекрати. Ты должен его отпустить.

– Не сцы, писака. Я быстро. Их же надолго не хватает, сам знаешь. По крайней мере, маленьких. Но ты, старина, протянешь дольше. Обещаю. Много дольше.

Мартин осторожно приближается, широко раскинув руки, будто каким-то образом способен отразить колющий удар. Робби, вероятно, уже в пути. Должен быть в пути.

Джейми встает, на лице – улыбка.

– Хочешь посмотреть, как я его убиваю? Как гаснет свет жизни в его глазах? Зрелище еще то.

Мартин застывает, леденея, и вдруг слева проносится что-то размытое и бело-голубое и ударяет Джейми Ландерса в грудь с такой силой, стремительностью и бесстрашием, что тот попросту не успевает пустить в ход клинок. Мэнди Блонд. Она швыряет юнца на стену, вышибает из него дух, вырывает нож.

– Мэнди, нет… – Голос Мартина похож на далекую, бестелесную мольбу из какой-то другой вселенной. Но без толку. Она не слушает.

Глянув на бьющегося в путах, заплаканного сынишку, она устремляет взгляд прямо в глаза безумца. Тот больше не улыбается, запах страха теперь наполняет его и только его ноздри. Медленно, не торопясь, Мэнди проводит кончиком ножа по шее Джейми, оставляя на коже кровавый след.

– Я зарежу тебя прямо здесь и сейчас, – шепчет она, однако нерешительно застывает, когда парень, сдаваясь, поднимает руки.

В дверь с пистолетом на изготовку врывается Робби Хаус-Джонс.

Спустя часы Мартин снова в полицейском участке. Та же стойка, те же брошюры, те же бесполезные руки. Он смотрит на них, изучает. Руки очевидца, руки писаки, испятнанные временем, не замаранные достижениями.

Пару раз на Среднем Востоке и в Азии Мартин присутствовал при драматичных событиях, служил у истории стенографистом, однако подобные высоты были редкостью, и даже они не полностью принадлежали ему. Без его присутствия все происходило бы так же. Остальную часть своей карьеры и своей жизни он заведовал у истории сносками, а не начитывал ей под диктовку. Был объективным, одновременно присутствовал и не присутствовал, как это полагается человеку его профессии, стоял чуточку в стороне, позади камер и заголовков, а не перед ними – вуайерист с блокнотом, призрак в комнате. То есть так было до тех пор, пока в Газе он не забрался в багажник «мерседеса», невольно став самой историей, а не ее рассказчиком. Принял в событиях непосредственное участие, а не просто их описал. Он спас человека – городского изгоя – от степного пожара и спас жизнь подростку-убийце – в автомобильной аварии. Осужденный в том, что довел полицейского до самоубийства, подвергнутый публичной порке на телевидении, он внес залог за женщину, которую обвинили в попытке помешать правосудию. А теперь еще и спас жизнь ребенку. Где тот бесстрастный объективный репортер, которым он был когда-то? Как умудрился угодить в стремительный торнадо, что засасывает в свою круговерть радиошоу, твиттеры, грузовики со спутниковыми тарелками и тащит по голой безводной равнине, приковывая взгляды всей Австралии?

Макс послал его сюда примириться с прошлым, оправиться после травмы в Газе и вновь обрести былой задор, однако прошлое явилось за ним и сюда: постоянная жизнь на окраинах цивилизации – наблюдать, записывать, но никогда не участвовать. Когда-то давным-давно, еще в университете, он встречался с девушкой, красивой девушкой, и та его любила. Почему же это дошло до него только через двадцать лет? В конце концов она призналась ему в своих чувствах, произнесла традиционные слова, но не встретила взаимности, после чего их пути разошлись. Где теперь та девушка? Наверняка счастлива. Замужем, воспитывает детей, любит и любима. Вышла за какого-нибудь дантиста Скотти, скорее всего. А где он, Мартин? В убогом полицейском участке самого убогого города на Земле, без семьи, без друзей, без работы и перспектив.

Мысли перескакивают к Мэнди, к их первой встрече в «Оазисе». Тогда в голове мелькнуло: великолепная, доступная, мимолетная. Сговорчивая, ранимая, заменимая. Какой же он ублюдок, недочеловек! Приехал в Риверсенд, чтобы сбежать от прошлого, только дело не в прошлом и не в настоящем, а в собственном несовершенстве.

Мартин смотрит на свои руки: молодые и старые, замаранные и невинные.

Разговор с полицией сразу принял жесткий оборот: сыщики пытались вникнуть в произошедшее, опасаясь вновь оплошать.

– Какого хрена тут происходит? – набросился на него Монтифор. На лице детектива смешались растерянность и паника, надежда и гнев.

Полиция уже выслушала версию Робби: тот прибыл на сцену преступления и увидел, что Мэнди собирается выпотрошить Джейми Ландерса. И вот Мартин, стараясь отрешиться от эмоций, не положенных надежному и бывалому свидетелю, рассказал, как пришел с Мэнди забрать ее сына Лиама у Фрэнсис Ландерс, затем вернулся в книжный, рассчитывая найти там Джейми Ландерса и ребенка, увидел объявление о розыске мистера Кота и бросился в отель, интуитивно почуяв недоброе.