Тут-то и началось. Полиции захотелось знать, почему Мартин не доложил о находке мертвого кота. Намерения копов были ясны: запротоколировать факт утайки жизненно важного свидетельства, чтобы никто не обвинил полицию в небрежении уликой, ниточкой или наводкой, которая, несмотря на свою туманность, была способна предупредить о зверствах, творящихся в какой-то сотне метров от ее риверсендского штаба. Поняв, к чему это все ведет, Мартин на миг, кратчайший миг, почувствовал искушение солгать, заявить, что говорил о коте Уокеру. Ведь и впрямь собирался; тогда вся вина падет на мертвого полицейского, и сам он останется чист. Однако миг спустя искушение отпустило. Память об Уокере и без того достаточно очернена бесчестьем, и Мартин не стал заботиться о собственной шкуре: ребенок в безопасности, сумасшедший под присмотром властей, Мэнди миновал худший ужас любой матери. Он пошел полицейским навстречу, принял вину на себя, заявил, что собирался сообщить о коте, но замотался.

«Моя ошибка, – признал он, – в том, что мной слишком сильно завладели прошлогодние события, бойня у церкви Святого Иакова, загадка Байрона Свифта и, позднее, похищение и убийство молодых немок. Разве с вами не произошло того же? Мне в голову не приходило, что те события еще разворачиваются, и волноваться нужно не о прошлом, а о настоящем».

После этого, едва он снял с полиции ответственность, допрос превратился в интервью. Копы больше не обвиняли, а лишь выпытывали информацию. Мартин продолжал бесстрастно вспоминать цепь событий в отеле с того момента, как они с Мэнди увидели коляску, и до того, как в дверь ворвался Робби Хаус-Джонс и арестовал Джейми Ландерса. Оказалось, каждый миг, каждое слово отпечатались в памяти с потрясающей четкостью: положение коляски у входа, картина лисьей охоты, кровь на клинке Джейми Ландерса. Мартин вел детективов за собой секунда за секундой, будто кадр за кадром показывал фильм. Те прекратили встревать с вопросами и просто слушали. Затем долго стояла тишина, пока Монтифор не принялся за уточняющие вопросы.

– Постарайтесь проанализировать то, что видели и слышали. Не было ли в поведении Джейми Ландерса каких-то намеков на причастность других лиц к похищению Лиама Блонда?

– Ровным счетом ничего.

– И он успел ранить малыша?

– Да. На его теле и ноже была кровь.

– Ландерс намеревался убить мальчика?

– Без сомнения. Джейми пригласил меня посмотреть, как «гаснет свет жизни в его глазах».

– А потом Ландерс намеревался убить вас?

– Без сомнения. Он пошел на меня, размахивая ножом, говорил, что я продержусь дольше ребенка.

– И поэтому вы поверили, что он собирается?..

– Пытать и убить меня.

– Как уже поступил с двумя убитыми автостопщицами?

– О них не было сказано ни слова. Он лишь предположил, что я продержусь дольше ребенка.

– Считаете ли вы, что действия Мандалай Блонд помогли вам и ее сыну избежать телесных повреждений и смерти? Что та легкая рана, которую мисс Блонд нанесла Джейми Ландерсу, оправданна?

– Да, считаю. Без сомнений.

Мартин – почти член команды, приглашенный помочь свести события воедино. Атмосфера становится еще более товарищеской, когда появляется Робби Хаус-Джонс и сообщает, что Ландерс готов взять на себя всю вину за убийство немок. Хочет рассказать все. Лицо Монтифора светлеет, губы изгибаются в сдержанной, еле заметной усмешке, которая вскоре превращается в улыбку до ушей. Робби продолжает делиться тем, что уже сообщил Джейми Ландерс. Подросток и его приятель Аллен Ньюкирк на пару заманили девушек в машину. Пытали их, изнасиловали, а потом убили. После того как Ньюкирк, соучастник преступления, погиб, вылетев из пикапа в дорожной аварии, Ландерс испугался и почувствовал себя брошенным, совсем одиноким. С него довольно. Он знает, что болен на всю голову. Говорит, что хотел умереть, присоединиться к другу, но решил превзойти священника, сделать нечто поистине отвратительное. Шанс представился, словно по воле судьбы. Ландерс уверяет, что не изыскивал возможность похитить Лиама Блонда, ребенка ему преподнесли на блюдечке. Он уже убил кота и застрелил несколько коров в пустошах – своего рода языческое подношение в память о мертвом друге и о том, как славно они повеселились с немками. Лиама словно посылали ему в руки высшие силы – лучше не пожелаешь.

Полиция в эйфории, с мрачной объективностью отмечает Мартин. Еще бы! Дело об убийстве, захватившее внимание страны, дело, что еще утром казалось совершенно безнадежным, из-за которого на Монтифора и его команду давили все и вся, от самого премьер-министра – через начальника полиции – до главы убойного отдела, внезапно оказалось раскрыто. У копов теперь есть убийца, осталось подчистить концы и дать пресс-конференцию.

– И все же признания парня никак не объясняют, почему Байрон Свифт решил устроить кровавую бойню, – вклинивается Мартин.

– Верно, – покачав головой, с жалостью смотрит на него Монтифор. – Но кому какое дело? Я здесь не за этим.

– А что насчет Мэнди Блонд? Можно с ней увидеться?

– Ее скоро отпустят. Она с сыном и врачом. Как только тот наложит шов мальчику, мисс Блонд может идти.

– А что насчет дневника и обвинения в попытке помешать правосудию?

– Забудьте. Это, приятель, теперь дела давно минувших дней. Немок убили Ландерс и его дружок Ньюкирк, а не Байрон Свифт.

Мартин ждет у стойки в полицейском участке Риверсенда, когда же освободят Мэнди Блонд. В голову лезут непрошеные мысли, разум продолжает проигрывать события дня. Вот схватка в пивной с Джейми Ландерсом, сначала парень безумен и злорадствует, а через мгновение напуган и молит. Вот они с Мэнди разыскивают Лиама и Джейми, даже не подозревая, что́ происходит наверху отеля «Коммерсант». Вот поездка по бескрайней равнине к участку беллингтонской полиции, месту публичной экзекуции в эфире. Все перемешано, перепутано, память подсовывает сцены случайным образом, словно мозг независимо пытается разобраться в том, что сегодня случилось. Почему такой сумбур в голове? Ведь ничего по-настоящему страшного не произошло, мальчик в безопасности, убийца под присмотром.

Гриви, хорошенькая молодая женщина-констебль из Беллингтона, пару раз подходила с горячим чаем и ласковым словом. Ее имя Сара, как выяснилось. Чтобы помочь отвлечься, она включила телевизор, что висит напротив стойки. Идет какая-то телевикторина, Мартин не в состоянии за ней следить. Правила слишком сложные, слишком много световых вспышек, слишком много белозубых улыбок. Тем не менее он прикован к экрану, без конца перебирая события дня.

К реальности Мартина возвращает лицо любимца публики Дуга Танклтона и его медоточивый голос. Викторина закончилась, время новостей. Мартин и не заметил перехода. Танклтон стоит у полицейского участка в Беллингтоне. Глаз успевает уловить конец анонса: «…о драматичных событиях в Беллингтоне во время судебного разбирательства». Экран пустеет. Репортаж Танклтона начинается с того, как Мэнди входит утром в участок. Камера мечется в поисках ракурса, назойливый закадровый голос вещает: «Ее уже окрестили Убийственной блондинкой. Мандалай Блонд, обвиненная в попытке помешать правосудию, теперь стала подозреваемой номер один в деле об убийстве немецких туристок Хейди Шмайкль и Анны Брюн».