этих событий, если рассмотрим стратегию Мартинеса. Ясно, что он ненавидел евреев до такой степени, что стремился к их уничтожению, и мы видим, что время от времени он открыто агитировал за убийства. Но мы видим и то, что в решающий момент он, будучи архидьяконом Церкви, воздерживался от прямого выражения своего желания. Наставления Церкви запрещали убийство евреев по любой причине и при любых обстоятельствах, кроме наказания, назначенного судом за преступления, влекущие за собой смертную казнь. Мартинес, разумеется, был в курсе этих правил. Было бы слишком опасным для него просто так приказать своим ордам: «Идите убивать евреев!» и таким образом взять на себя личную ответственность за сотни тысяч смертей. Вместо этого он приказал им дать знать евреям, что они должны креститься, если хотят жить, и только если они откажутся — поступить с ними, как с упрямыми врагами Христа, заслуживающими любого наказания, которое наложит на них народ. На основе такого подхода Мартинес мог утверждать, что его целью было не уничтожение евреев, а их спасение — то бишь спасение их душ через переход в христианство — а угроза наказания служила необходимым стимулом для упорствующих в своем неверии, которые иначе не крестятся.

То, что погромы 1391 г. непреклонно следовали этой схеме, следует отнести на счет сильной власти Мартинеса над его последователями и тщательного исполнения приказов помощниками. Нет сомнения в том, что своими антисемитскими проповедями Мартинес разжег пламя ненависти к евреям до той точки, когда толпа была готова их уничтожить. Но ясно и то, что, будучи официальным лицом Церкви, он не хотел выходить за рамки церковного закона и поэтому сопровождал каждую из своих кампаний каким-нибудь антиеврейским приказом, основанным в той или иной степени на церковном законе — приказом, который христиане должны заставить евреев выполнять, а евреи сочтут его выполнение невозможным.

Такими, например, были его требования выселить евреев из их кварталов, или разрушить их синагоги, или заставить их подчиниться церковной юрисдикции. Так как евреи сопротивлялись всему этому, Мартинес подбивал своих последователей привести это в действие силой, как декреты Церкви. Его кампания 1391 г. проводилась тем же способом. На сей раз его конкретное требование было самым трудным: для евреев — принять, а для христиан — исполнить. И оно заключалось в следующем: евреи должны креститься, а в случае отказа должны быть убиты. Если же во время нападения они изменят свое мнение и решат принять христианство, то насилие должно немедленно прекратиться, и их желание креститься должно быть удовлетворено.

Крещение, совершенное под такой угрозой, не может быть оценено иначе, как насильственное, и Церковь формально отвергает насильственное крещение, хотя со времен Исидора Севильского она признает его действительность постфактум. Если крещение под страхом смерти в конечном итоге признается Церковью как действительное, то почему христианин должен воздерживаться от его исполнения ради спасения душ для Христа? Только очень хитроумные теологи могут совместить принятие такого крещения с запрещением его исполнения. Мартинеса такие тонкости не интересовали. Он принял окончательное заключение св. Исидора, что насильственно крещенные должны рассматриваться как крещенные добровольно, невзирая на пролегомены, которые привели к этому заключению. Возможно, поэтому теологи вроде Павла из Бургоса считали его недоучкой. Но Мартинес не был столь невежествен. В любом случае, он искажал некоторые учения Церкви не из невежества, а намеренно. Его метод заключался в использовании некоторых установок Церкви или некоторых высказываний церковных авторитетов при полном игнорировании тех установлений или высказываний, которые противоречили его целям. Мы уже видели, как эта манера привела его к прямому конфликту с Церковью, где он оказался на грани обвинения в ереси.

То, что «маленькие люди», нападавшие на евреев, поверили, благодаря агитации Мартинеса, в то, что насильственное крещение не только разрешено Церковью, но и рекомендовано ею, становится очевидным из неоднократных попыток Хуана I Арагонского поколебать эту веру. Король строго выговорил погромщикам, дав им понять, что хотя Церковь и приветствует крещение евреев, она запрещает делать это насильно. Массы, тем не менее, не обращали внимания на «теологические инструкции» короля и предпочли взять на вооружение слова Мартинеса в качестве учения Церкви. И ему верили не только populo menudo. Взгляды Мартинеса на принудительное крещение распространились и в среднем классе, и среди городских патрициев. Дело дошло до того, что король был вынужден издать указания жителям Валенсии, приютившим у себя евреев, не прибегать к принуждению в крещении беженцев[464]. Мартинесу и его агентам удалось убедить весьма заметную часть народа, что крещение (добровольное, если возможно, а если нет — принудительное) является единственным путем к решению еврейской проблемы. В Перпиньяне городские советники убеждали короля позаботиться о том, чтобы все евреи крестились, и таким образом положить конец беспорядкам[465].

Все это является свидетельством того, как крепко Мартинес держал в руках свое движение и сколь велико было его влияние на испанские массы. Его инструкции выполнялись практически полностью или, по крайней мере, в очень большой степени. Подстрекать массы к грабежу и убийству евреев было легко, гораздо труднее было сдерживать разгоревшиеся страсти толпы простым согласием евреев сменить веру. Тем не менее в большинстве случаев удавалось удержать погромщиков от дальнейших убийств, потому что массы были подготовлены к этому агитацией Мартинеса и подчинялись его помощникам, приказавшим применять насилие только тогда, когда евреи отказывались креститься. Так как легитимация насилия зависела от этого отказа, предложение креститься должно было быть сперва сделано и возможность согласиться предоставлена. Мартинес позаботился о том, чтобы этот урок был усвоен в той же полной мере, как и его распоряжение о том, что делать с евреями в случае отказа. Его последователи знали, что начать убивать и грабить можно немедленно после первого же отказа, и в общем отнеслись к евреям с жестокостью, причитающейся врагам Христа.

Авторы сохранившихся отчетов об этих событиях находились под таким сильным впечатлением от кровопролития и разрушения, что склонялись видеть в угрозе смерти единственную причину массового крещения. Они редко затрагивали кампанию Мартинеса, кроме упоминания о том, что она была яростно антисемитской. Но то, что он делал упор на возможность обращения в христианство, ясно из различных современных источников. Об этом свидетельствует требование крестьян Майорки, адресованное евреям Пальмы перед тем, как они начали свою атаку: крестьяне сказали евреям, что те должны креститься, если хотят остаться в живых[466]. Мы знаем, что евреи Барселоны, которые находились возле худерии, были тут же убиты после того, как отказались креститься[467]. Можно предположить, что у них была возможность остаться в живых, если бы