в Париж изучать теологию в тамошнем знаменитом университете, используя своё владение латынью и солидное знание христианской литературы. Он был учёным, любителем учения и исследователем, при этом обладал большими социальными амбициями, от которых не хотел отказаться. Трудно предположить, что он отправился в Париж, не имея в своих планах церковной карьеры.

Три года в Париже Павел посвятил учёбе и получил диплом магистра теологии[486]. Но этим его достижения не ограничились. Находясь там, он познакомился с кардиналом Арагона по имени Педро де Луна, который в то время жил во французской столице в качестве легата папы Климента VII (legatus a latere), представляющего его во Франции, Англии, Шотландии и Нидерландах. Павел, безусловно, произвёл на кардинала глубокое впечатление своей личностью, обширными знаниями и оригинальностью идей. Их дружба оказалась настолько сильна, что легат стал его настоящим поклонником, и когда в октябре 1394 г. он был избран папой под именем Бенедикта XIII, он пригласил Павла в Авиньон для того, чтобы поручить ему в высшей степени ответственное дело[487]. Логично предположить, что уже в Париже бывший раввин поделился с кардиналом своим планом обращения в христианство евреев Испании и, возможно, всей Европы. И теперь в Авиньоне Павел немедленно стал использовать своё положение при папском дворе для претворения в жизнь нескольких своих идей.

1394 год был ещё одним годом бедствий для евреев Западной Европы. В сентябре этого года Карл VI, король Франции, изгнал всех евреев из своих владений. Павел в этот момент находился в Париже и стал свидетелем вырванной с корнем общины, одной из последних в Западной Европе, пережившей средневековые преследования. Только немногие места во Франции согласились принять изгнанников, в их числе была и папская территория Авиньона. Павел решил, что это подходящее время, чтобы обратиться к выселенным евреям, сгрудившимся в маленьком еврейском квартале Авиньона, и указать им на ужасную судьбу, ожидающую всех евреев, продолжающих отрицать Христа. Говорят, что ему удалось обратить в христианство многих[488]. Если принять во внимание его исключительные способности к дебатам, влияние прежнего положения главного раввина, престиж, завоёванный им в курии, а главное — тяжёлое беспросветное состояние, в котором оказались новоприбывшие в Авиньон, то можно предположить, что он действительно преуспел.

Павел, однако, не довольствовался проповедями. Он разработал антиеврейский план, включающий в себя серию мер давления на евреев, но не сумел ввести его в действие. Его остановил кардинал Памплоны, Мартин Салва, наперсник Бенедикта XIII[489]. Мы не знаем, в чём этот план состоял и против какой группы (или групп) евреев он был направлен, но в свете вышесказанного будет логичным предположить, что он старался убедить папу издать декрет об изгнании французских евреев, пришедших в Авиньон, или даже всех евреев, живших в его владениях, если они не согласятся креститься. Принятие такой меры противоречило бы политике всех пап, и если это действительно было сутью плана Павла, то мы не удивимся тому, что кардинал Памплоны сумел убедить Бенедикта отвергнуть этот план.

Но Павел действовал против евреев и другими путями. Благодаря контактам, которые он наладил с королём Арагона, Хуаном I, ему удалось добиться нескольких «раздражающих» декретов, изданных против евреев этой страны. При других обстоятельствах евреи Арагона, возможно, просили бы об отмене этих декретов. Но Крескас, лидер арагонского еврейства, который знал, что их петиция будет передана для ознакомления Павлу, счёл вмешательство последнего настолько опасным, что предпочёл терпеть все неудобства, связанные с этими декретами, но не дать Павлу возможности вновь вмешаться в дела арагонских евреев[490]. Совершенно очевидно, что к тому времени Павел уже заслужил репутацию ярого врага еврейского народа.

Эти события произошли вскоре после назначения Павла на его пост в курии, во всяком случае, не позднее 1395 г.[491] Вряд ли в последующие четыре года (период службы Павла в Авиньоне) у него было время заниматься еврейским вопросом. Он был занят делами курии, находящимися в плачевном состоянии, а более всего — делами папы. Антагонизм по отношению к Бенедикту усиливался одновременно с ростом противодействия расколу. В 1398 г. Франция вывела себя из подчинения Бенедикту, а в декабре того же года Кастилия последовала её примеру. Помимо политических, Бенедикта мучили финансовые проблемы. Павел находился в гуще событий в эти трудные для папы годы и был опорой Бенедикта и его дела. Уважение к Павлу в курии росло, её члены видели в нём лидирующую фигуру, достойную занять одну из высших позиций Церкви, вплоть до кардинала[492]. Проблемы, которыми он занимался, и налаженные им контакты снискали ему и международную репутацию, в особенности на Пиренейском полуострове.

В 1398 г. Бенедикт, видя, как истощается его влияние в Кастилии, решил послать Павла на его родину, надеясь, что тот сумеет восстановить папский авторитет у короля и у испанской церкви. Он назначил Павла архидьяконом Тревиньо, большой провинции в епископстве Бургоса, и сделал его своим официальным представителем в Кастилии. Репутация Павла, несомненно, помогла ему укрепиться на своей должности. Король принял Павла весьма дружески и назначил его королевским капелланом. Так началось сотрудничество Павла с Энрике III и началась вторая фаза его большой карьеры в христианстве, на сей раз в сфере монаршей власти.

III

Быстрое возвышение Павла в Кастилии, последовавшее за его огромным успехом в Церкви, приводит нас к выводу, что он был наделён исключительными личными качествами. Этот вывод подкрепляется и имеющимися свидетельствами. «Нет сомнения в том, что он был любим каждым королём и принцем», — говорит о Павле испанский поэт и историк того времени Перес де Гусман. Гусман полагал, что близкая дружба между Павлом и некоторыми тогдашними властителями была основана на доверии, которое они могли оказать Павлу, зная, что он не выдаёт секретов[493]. «Эти привлекательные качества делают человека достойным заслужить расположения любого осторожного и разумного короля», — добавляет Гусман. Но этого объяснения вряд ли достаточно. Павел наверняка был ещё и прекрасным дипломатом, умел находить решения сложных проблем, и кроме того, он умел выглядеть и вести себя как важная персона[494]. Надо полагать, что не в последнюю очередь благодаря этим качествам Павел сумел, после нескольких лет кропотливого труда, убедить Энрике III вернуться под церковную юрисдикцию Бенедикта XIII. Это произошло к концу 1402 г.[495]

В знак признательности за это исключительное достижение 30 июля 1403 г. Бенедикт назначил Павла епископом Картахены — епископства со столицей в Мурсии — и в то же время Павел был назначен официальным послом папы при кастильском дворе[496]. В последующие годы