Она встала на цыпочки и поцеловала его.

— Пожалуйста, откройся, мне, — прошептала она, и он так и сделал, и весь жар, вся его сила, и страсть, и жгучая боль, которую причинила Мегги, все вылилось в этом поцелуе, в объятиях, таких крепких, что ее ребра, казалось, вот-вот треснут, а потом ей стало все равно.

Гигантская старая кровать была всего в десяти футах от них. Уложив ее на обюссонский ковер, такой вытертый, что она чувствовала иголочки холодного воздуха, обжигавшие лопатки, Томас вынудил себя на минуту остановиться.

— Я хочу, чтобы это было быстро и грубо, — выдавил он хриплым, гортанным голосом.

Мегги забыла обо всем и терлась об него, возбужденно мурлыча, совсем как ее кошки, исступленно извиваясь, окончательно потеряв голову. Сил хватило только на то, чтобы обхватить его шею и притянуть к себе.

— Пожалуйста, скорее, Томас. Скорее!

Мгновенно обезумев, он навис над ней. Ни капли нежности, ни единой ласки, но Мегги бурлила энергией, сознанием собственного могущества и чем-то еще, чего она сама не понимала.

Она могла бы поклясться, что в темной комнате стало светлее и даже дышалось легче, словно сам воздух переменился, когда она издала пронзительный торжествующий крик. Но Томас, благослови его Боже, еще не насытился, и уже через несколько секунд она снова задохнулась, терзаемая наслаждением. Ее руки так и порхали над ним, гладили, прижимали и даже впивались, а с губ слетали жалобные вопли, которые он как-то ухитрялся заглушать своим плечом.

— А теперь я умру, — решила она, такая уставшая, что не было сил шевельнуться, — но умру счастливой.

Томас что-то промычал.

— Я тебя измотала.

Томас ответил стоном, но она могла бы поклясться, что его губы растянулись в улыбке, прежде чем он поцеловал ее волосы и снова рухнул, как подрубленный дуб.

— Ты дашь мне еще шанс, Томас?

— Ты удивительно умеешь выбрать подходящий момент, — пробормотал он и заснул, распростершись на ковре, голый, улыбающийся, довольный.

Мозг Мегги снова начал функционировать, только когда она поняла, что вздрагивает от холода. Приподнявшись на локтях, она взглянула на суровое лицо мужа… теперь уже не такое суровое, как прежде, и окликнула:

— Томас, как мне уложить тебя в кровать?

Он сонно заворчал, потом открыл один глаз и лениво глянул в ее смутно видимое лицо.

— Если мне удастся сосредоточиться, пожалуй, я мог бы встать.

— А что я буду делать, — спросила она, легонько лаская его плечо, целуя лицо сладостными, упоительными поцелуями-укусами, — когда ты состаришься и мы, как сейчас, окажемся на ковре?

— Завернешь меня в ковер и оставишь до утра.

Мегги все смеялась, пока он нес ее в Белую комнату. Потом чмокнула его в плечо и прошептала:

— А ты позволишь мне поцеловать твой живот, как целуешь мой?

Томас, шумно выдохнув, промчался сквозь смежную дверь, едва не ушибив Мегги головой о стену. Он искренне веселился… пока ее волосы не обрушились ему на живот и она не коснулась его губами. Томас чуть не слетел с кровати, убежденный, что на свете не может быть ничего лучше. Еще бы! Он чуть не испустил дух от блаженства! Господи Боже, ее нежный ротик!

Последняя его мысль, перед тем как впасть в безмятежный сон, тоже была безмятежной: эта женщина, дочь викария, обязательно полюбит его. Он умен и настойчив. И полон решимости.

Но на следующее угро ему было не до смеха.

— Ты, идиот чертов, пробыл дома всего две недели и уже успел натворить такое?!

Уильяму было не по себе, совсем не по себе, а тут еще и чересчур суровый братец с голосом мрачным, как те мучения, которые сейчас испытывал он сам. Каждое резкое слово, более холодное, чем зимнее утро в Ирландии, камнем летело в уши. Уильяму хотелось сжаться, зажмуриться, спрятаться с головой в одеяло, заткнуть уши, чтобы не взорвалась голова, и забыть обо всем.

— Здесь был Тедди Макграфф, — объявил Томас, — потрясая кулаками и с лицом, таким красным, что я всерьез опасался апоплексического удара. Впрочем, жаль, что он не ворвался в твою спальню и не свернул тебе шею, болван ты этакий.

— Пусть бы свернул! — воскликнул Уильям. — Я хочу умереть!

— Пропади ты пропадом! И еще называешься мужчиной! Вставай и поступи как подобает!

Томас сдернул брата с кровати, потащил к туалетному столику, где стоял кувшин с водой. Там он засучил рукава и вылил воду на голову Уильяма, Тот взвыл, стал вырываться, но Томас попросту разжал руки и дал ему соскользнуть на пол, а потом позвал камердинера.

— Выжми маленького хорька, Дики, а когда нальешь достаточно кофе ему в глотку, приведи в контору. Да, и не выпускай его из виду, он вполне способен улизнуть и спрятаться.

— Пойдемте, мастер Уильям, — позвал камердинер подозрительно добрым голосом. — Нехорошо вы поступили, и теперь придется расплачиваться.

Уильям застонал. Томас растерянно качал головой, не имея ни малейшего представления, как уладить очередную неприятность. В коридоре он едва не налетел на Мегги, которая радостно приплясывала, напевая арпеджио из очередной сонаты. Томас схватил ее за руку и удержал. Мегги растерянно взвизгнула, взглянула на него, покраснела — именно этот румянец насторожил его — и одарила самодовольной улыбкой. Томас понял, понял мгновенно, всеми внутренностями, понял отчетливо, о чем она сейчас думает. Видел, как она стоит перед ним на коленях, лаская ртом. И ее волосы, щекочущие живот… О Боже. Он этого не вынесет. Его вновь затрясло.

— Доброе утро, — пробормотал он, впиваясь губами в ее губы, но тут же выпрямился и отступил на два шага. Но стоило ей потянуться к нему, как он предупредил: — Не нужно, Мегги, я ничего не смогу сделать, по крайней мере следующие два часа. Уильям обесчестил очередную девушку, и та забеременела. Ее отец явился сюда, собираясь отправить его в Ботани-Бей[10]. Усадить в шлюпку и не дать весел. А может, и без шлюпки.

— Ну, Томас, это все. Я убью мерзавца собственными руками.

Он едва ухитрился схватить Мегги, когда та обогнула его и побежала, сама не зная куда. Она тяжело дышала.

— О, милая, нельзя, пойми же, нельзя.

— Еще как можно! Погоди и увидишь!

— Но поскольку я здешний судья и к тому же стану свидетелем преступления, мне придется отправить тебя в дублинскую темницу.

Но Мегги решительно двинулась вперед.

— Каким образом он успел соблазнить еще одну девушку? Он здесь всего две недели.

— Он и до этого приезжал, гнусная скотина, — вздохнул Томас.

— Нет, это уж слишком! Отпусти меня! Я найду пистолет, выстрелю ему в ноги, и заставлю ползти от Пендрагона до Оксфорда. А ты отвернись. Таким образом, свидетелей не будет, и мне не грозит тюрьма.