Но потом я подумала о Кэти, стоящей на коленях перед членами общины и говорящей им то, что они хотели услышать.

Я накрыла его руку своей ладонью:

– Угу. Это так.

Покачиваясь, как маятник, он высвободил свою руку из моей. Стивен, всегда такой уверенный в себе, вдруг показался мне пустым и хрупким, как шелуха от семян клена, медленно слетающая с деревьев.

Он поднял мою руку, и мои пальцы раскрылись, как роза.

– Он тебя любит?

– Любит, – сглотнув, ответила я и засунула руку в карман.

– А ты его?

Я не ответила, но повернула голову, чтобы увидеть желтый прямоугольник света – кухонное окно – и силуэты Сары и Купа, склонившихся над двойной раковиной. Куп вызвался помочь ей убрать со стола, чтобы мы со Стивеном могли поговорить. Мне стало интересно: думает ли он обо мне и сомневается ли по поводу моих слов.

Когда я вновь посмотрела на Стивена, он чуть улыбался. Потом притронулся пальцем к моим губам.

– Вопрос задан, ответ получен, – сказал он, затем нежно поцеловал меня в щеку и пошел к своей машине.

Какое-то время я брела одна вдоль ручья в сторону пруда, а там уселась на маленькую скамью. Уезжая из Филадельфии, я ждала этого разрыва со Стивеном, но в тот момент восприняла это как запрещенный прием. Подтянув колени к животу, я смотрела, как дрожит на водной глади отражение луны, прислушивалась к шорохам и трелям, стихающим к ночи.

Когда он пришел, то просто протянул ко мне руки. Не говоря ни слова, я встала, обняла Купа и крепко прижалась к нему.

Сара оперлась о ручку лопаты и подняла лицо к небу.

– Каждый раз, когда мы заполняем силосные башни, – задумчиво сказала она, – вот когда я узнаю́, что погода изменится.

Я вытерла пот со лба, наверное, в сотый раз за день.

– Может, если сосредоточиться, она переменится в следующие пять минут.

Кэти рассмеялась:

– В прошлом году, когда мы заполняли силосные башни, было восемьдесят градусов![15] Бабье лето.

Сара прикрыла глаза рукой и, прищурившись, посмотрела в поле:

– Ой, едут!

При виде этого у меня перехватило дух. Аарон с Сэмюэлом ехали на упряжке волов, тащивших за собой бензиновую сноповязалку для кукурузы. Это хитрое приспособление было высотой больше шести футов с ножами спереди для срезания стеблей кукурузы и механизмом для связывания их в снопы. Рядом, на другой упряжке, тащившей повозку, ехал Леви. На задке повозки стоял Куп, который бросал на грузовую платформу длинные снопы кукурузы, выходившие из сноповязалки.

Увидев меня, Куп улыбнулся и помахал мне. На нем были джинсы, рубашка поло и одна из широкополых шляп Аарона для защиты от солнца. Он был так горд собой, как будто сам срезал каждый стебель.

– Посмотрите на нее, – подталкивая меня локтем, сказала Кэти. – Вся так и сияет.

Я улыбнулась Купу в ответ и подождала, пока он не спрыгнет с повозки. Леви, важничая, как все подростки, подошел вихляющей походкой к конвейерной ленте под силосной башней и подключил ее, чтобы бензиновый двигатель мог привести в действие конвейер, шинковальную машину и большой вентилятор, поднимавший кукурузу вверх по желобу в башню.

Сара взобралась на платформу повозки, чтобы сбросить первую вязанку кукурузы, я последовала за ней. К щекам и шее сзади прилипали кусочки стеблей и шелуха. Нарезанные стебли кукурузы были влажными и сладкими, от них шел резкий запах алкоголя. Опять же силос, которым кормили стадо зимой, мало отличался от ферментированного кукурузного затора. Может быть, поэтому коровы всегда выглядели безмятежными – они проводили зиму в легком подпитии.

Пока Аарон занимался лошадьми, а Куп с Леви перебрасывали вязанки кукурузы через край повозки, Сэмюэл спрыгнул вниз. Я с большим любопытством смотрела, как он подходит к Кэти. Наверное, теперь, когда их отношения настолько ухудшились, ей было тяжело изо дня в день видеть его на ферме, но в последнее время Кэти огорчалась еще больше. Стоило Сэмюэлу приблизиться к ней на десять футов, как она старалась убежать. Я приписывала это ее нервозности по поводу приближающегося суда, но как-то Сара вскользь заметила, что ноябрь – месяц свадеб и в скором времени в церкви будут оглашены имена будущих новобрачных.

Обернись все по-другому, и Кэти с Сэмюэлом стали бы одной из этих пар.

– Постой, – сказал Сэмюэл. – Дай мне.

Положив руку на плечо Кэти, он взял у нее из рук огромную вязанку кукурузы. Уверенными сильными движениями он положил тяжелую вязанку на конвейерную ленту, а Кэти стояла в стороне и смотрела.

– Сэмюэл!

От окрика Аарона Сэмюэл смущенно улыбнулся и освободил свое место для Кэти.

Она тотчас же потянулась за следующей вязанкой кукурузы. Ощетинившиеся стебли кукурузы поднимались до верха конвейера. Распряженные мулы топтались на месте. И хотя Сара не проронила ни слова, но, работая с дочерью, она улыбалась.

В тот день, когда Тереза Полаччи приехала отрепетировать свидетельские показания для своего прямого допроса, на небе уже несколько часов собирались тяжелые серые тучи, грозя ливнем. В помещении для дойки, где я сидела перед компьютером, ветер сотрясал окна и свистел в трещинах дверей.

– Значит, после обсуждения диссоциации, – вслух размышляла я, – мы… – Я прервалась, когда один из котят пристроился к моей ноге, приняв ее за когтеточку. – Эй, Кэти, ты не возражаешь?

Кэти лежала на линолеуме животом вниз, а по спине и ногам ее ползали другие котята из амбарного помета. Она вздохнула, потом поднялась на руки и колени, стряхнув с себя всех котят, кроме одного, залезшего к ней на плечо, и сняла с моих джинсов другого котенка.

– Хорошо. Итак, мы приводим базовое описание женщины, совершающей неонатицид, говорим о диссоциации и затем анализируем твой разговор с доктором Полаччи.

Кэти повернулась:

– Мне придется сидеть там и слушать, как ты все это говоришь?

– Ты имеешь в виду – в зале суда? Естественно. Ты же обвиняемая.

– Тогда почему ты просто не дашь мне этого сделать?

– То есть дать показания? Потому что прокурор порвет тебя на части. Если же твою историю расскажет доктор Полаччи, то присяжные с большей вероятностью будут тебе сочувствовать.

– Что плохого в том, что я заснула? – заморгала Кэти.

– Во-первых, если ты встанешь и скажешь, что не убивала ребенка, это будет противоречить нашей защите. Во-вторых, присяжным будет сложнее поверить в твою историю.

– Но это правда.

Психиатр предупредила меня об этом – о том, что еще некоторое время Кэти будет упрямо придерживаться амнестического объяснения событий.