рёканы продолжал стоять на пороге комнаты, выжидательно склонив голову и сложив руки на животе. Он почтительно ждал приказаний от уважаемого постояльца, умеющего развлекаться с размахом и щедро за это платить.

После настойчивых просьб Уэхара наконец согласился на легкий завтрак. Только поскорей. Ему пора уходить. Потеряно слишком много времени. Сегодня предстоит серьезное дело, поэтому ни грамма сакэ… Правление фирмы может быть спокойно: Сигетаво Уэхара – надежный человек. Он не зря сказал вчера утром господину директору: только смерть может остановить идущего к цели!

Тот покровительственно кивнул:

– Живите сто лет, уважаемый Уэхара-сан! Фирма желает вам этого!

Уэхара учтиво поблагодарил, а про себя подумал, что добрые напутствия стоят дороже, если их сопровождают звонкой монетой. Сигетаво, без сомнения, чтит кодекс бусидо[72] и, раз дал слово, непременно сдержит его. Но в смутное время, когда все рушится и идет прахом, стоит ли зажигать огонь на собственных ногтях?[73]

К счастью, господин директор оказался предусмотрительным. Вынул из стола небольшой саквояж и с поклоном – он был исключительно хорошо воспитан – протянул служащему:

– Надеемся, здесь хватит на все: и на дело, и на личные потребности. Прошу учесть, мы не сможем снабдить вас даже одной бочкой… «Товар» придется добывать самому. Сделать это лучше у военных.

По лицу Уэхары прошла тень. Дела, наносящие вред армии, а ее он считал своим домом, были отставному фельдфебелю не по душе. Господин директор, прекрасно информированный о настроении каждого служащего фирмы, безусловно, об этом знал.

– Не буду от вас, настоящего патриота, скрывать, – сказал он мягко. – По имеющимся у нас сведениям, армия здесь, на Карафуто, вряд ли продержится более десяти дней. Так что совесть ваша будет абсолютно спокойна, Уэхара-сан. Повредить господам военным не в силах уже никто. А некоторое изъятие из армейских запасов стоит рассматривать как содействие своим и нанесение ущерба русским. Пусть им достанется как можно меньше из того, что не успеют при отступлении вывезти или уничтожить наши доблестные войска.

– Я понимаю, – пробормотал Сигетаво, не сумевший сразу вникнуть в иезуитскую уловку господина директора.

– Если у вас все еще сильно внутреннее сопротивление, мы постараемся найти другого исполнителя воли фирмы. Тут одного желания мало. Надо обладать жгучей потребностью отомстить врагам империи, – голос директора патетически задрожал. – Есть довольно основательный слух, что американцы, русские и китайцы намерены, захватив Японию, поделить между собой ее богатства, жилища и обесчестить наших женщин от мала до велика.

Представитель фирмы отменно разбирался в психологии своих служащих, знал, на какой крючок лучше всего поймать Сигетаво Уэхару. Сама мысль о том, что кто-то мечтает поставить его на колени, привела отставного фельдфебеля в ярость. Уэхара столько раз рисковал головой во имя бога-императора, подыхал от голода в джунглях, месяцами исполнял обет воздержания – не потому, что дал его на пороге храма Ясуки, просто на тысячи километров вокруг не было ни одной женщины. Но… великий Будда учит: за страдания следует воздаяние!.. Вот оно перед ним – саквояж, наполненный до краев щедрой рукой!

– Все, что вы велите, будет исполнено в точности! – воскликнул Сигетаво.

– О, в этом мы нисколько не сомневались, – благосклонно улыбнулся одними губами господин директор. Он помолчал и уже иным, приказным тоном сказал: – Обязываю действия свои хранить в строжайшей тайне, запомните это!.. А теперь о деле. Мы провели предварительную разведку. В районе Саказхама расположен склад горюче-смазочных материалов восемьдесят восьмой пехотной дивизии. Там имеется достаточное количество нужного «товара». Начальник склада готов пойти навстречу. Свяжитесь с ним. И не скупитесь!

Уэхара с трудом одевался. При каждом движении потолок сдвигался с места, а пол кренился, как палуба кавасаки на большой волне. Вчера он слишком много выпил. Потому и разум потерял. Распустил язык, словно пьяная вдрызг ойран. Не вовремя подвернулся Каяма-сэнсэй. Что же Уэхара ему наболтал?.. Почему поганый интеллигентишка выскочил из рёканы, будто раскаленные угли в ладонях держал?..

Вчерашний вечер представлялся Уэхаре смутно. Вроде бы играл в го[74] с завязанными глазами. Верно говорят: первую чашечку сакэ пьет человек, после третьей уже сакэ пьет человека… Проклятье! Что может предпринять Такидзин Каяма? Обратится к властям? Им теперь не до него. Каждый спасает собственные ноги. Напишет в газеты?.. Кто напечатает! Когда горит дом, о живущих в нем блохах не думают…

И все же Уэхарой овладело смятение. В городе царил хаос. На улицах все спешили, суетились, толкая друг друга, тащили пестрые узлы, тюки, чемоданы. В воздухе неподвижно стоял седой дым, словно по умершим жгли поминальные палочки. Во всех учреждениях и конторах спешно уничтожались документы. Двор офицерского казино был освещен таким костром, будто много людей сразу оправляли охараи[75].

Уэхара не был по-настоящему верующим человеком. В детстве он с трепетом относился к богослужениям. Но с тех пор повидал такое, что не очень способствовало укреплению веры и терпимости. Разве могла бы богиня Аматерасу, существуй она на самом деле, допустить, чтобы люди пожирали друг друга?

Когда корабли янки блокировали их на островах, вскоре кончились продукты, и дезертиры, скрывающиеся в джунглях, начали поедать трупы. Приходилось собирать тела умерших от ран или голода, сбрасывать в реку, чтобы их уносило в океан, иначе на трупы набрасывались шакалы и люди, превратившиеся в зверей. Откуда же после этого возьмется вера в священные молитвы!

Но обряды Уэхара любил, религиозные праздники тоже. Танга[76], например!.. Как приятно смотреть на дом, украшенный бумажными изображениями карпов – по числу мальчиков в семье. Над его домом прежде всегда висело три карпа. Теперь можно повесить только одного. Два брата Сигетаво служили матросами и нашли себе вечное упокоение в Коралловом море…

Вокзал осаждали разношерстные люди. Они никак не могли уяснить, что поезда на север не идут. Русские высаживают десанты на побережье, приближаются к Сикуке.

Не удалось бы уехать и Уэхаре, не встреть он на перроне поручика, знакомого по службе в Китае и на Филиппинах. Поручик помог устроиться в воинском эшелоне. Жаль, поговорить не удалось: ни у того, ни у другого не оставалось свободного времени. Но даже то, что старый приятель успел рассказать, наводило на грустные размышления. Божественный Хирохито в самом деле выступал по радио – заговорщики не сумели до конца помешать ему[77] – и призвал народ смириться с поражением. Он сказал: люди должны быть честными, воспитывать благородство духа, трудиться, чтобы возвысить славу империи и идти в ногу с мировым прогрессом…

Кто нынче верит таким возвышенным словам! Армия продолжает обреченно сражаться, но ее лучшие представители, видя