незримая полоса, называемая линией фронта. Письмам – единственной связующей их нити – и тем не дано проникнуть через нее. А так радостно было каждые два-три дня получать от полкового почтальона треугольнички, надписанные угловатым почерком!

Письма от Оли приходили теплые, ласковые, и Сергей думал: что за этим скрывается? Не похоже ли на элементарную благодарность? Впрочем, если девушка равнодушна, она нежными словами не разбрасывается. И для того чтобы наверняка убедиться, надо поглядеть в глаза. Они, как правило, не лгут. Оля такая открытая, бесхитростная, великодушная. Маму сама на ноги поставила, а его благодарит! Милый, славный человек!..

Скоро ли младший лейтенант даст команду на привал? Костер бы разжечь, подсушиться малость… Только вряд ли командир разрешит. И будет прав. Они на вражеской территории и могут в любую минуту столкнуться с противником. А боеприпасов осталось с гулькин нос. Если по диску патронов на душу наберется, считай, отлично. О гранатах и говорить нечего: по пальцам можно пересчитать.

– Перекур, – объявил наконец Бегичев.

– С дремотой, – автоматически добавил Перепеча.

Никто не отозвался. Настроение было подавленное. Молча плюхнулись разведчики в мокрую траву. Бегичев, опершись на рюкзак, пристроил поудобнее раненую руку и, стараясь не делать лишних движений, закрыл глаза. Голова свинцово клонилась на грудь. Боль, растекшаяся от кисти до предплечья, была не острой, скорее тягучей. Притерпелся, что ли? Но стоило чуть пошевелить пальцами, как внутри зажигался огонь.

Хотелось есть. На последнем привале они по-братски разделили остатки сухарей, и теперь встала проблема; где добыть пищу?..

– Командир, – окликнул Ладов, лежащий неподалеку, – если мне не изменяет память, тут где-то обозначена на карте прямо по курсу дорога.

Бегичев осторожно вытащил из-за пазухи изрядно измятую карту. Ладов не ошибался: километрах в пяти от места привала параллельно железной дороге шло шоссе.

– Ну и что? – спросил младший лейтенант, сразу догадавшись, куда клонит Ладов. Мыслили они, как всегда, синхронно. Бегичев и сам подумывал о засаде… Но это было слишком рискованно. По единственной здесь магистрали, связывающей фронт с южными базами, наверняка шло интенсивное движение.

– Волков бояться, на дорогу не ходить, – усмехнулся Ладов. – Можно бы и в поселок какой ни на есть податься, да нет гарантии, что не нарвешься на солдат. Звон тогда о нас пойдет по всей округе! Нет, как ни крути, на дороге, ежели выбрать подходящий момент, риску меньше.

Ладов лучше других понимал опасения командира. Тем не менее он верил в удачу, а еще больше полагался на собственные силы и сноровку.

Бегичев покосился на сержанта: надежный помощник! Сколько раз Федор выручал всех в самых невероятных ситуациях! Вот и вчера… Не будь сержанта, пришлось бы навсегда остаться на безымянной сахалинской высоте. Они были плотно окружены; враг не торопясь постепенно сжимал кольцо, предоставляя разведчикам возможность до конца расстрелять боезапас. Патронов оставалось совсем мало, и Бегичев распорядился экономить. Стреляли короткими очередями, то и дело меняя позиции, чтобы создать у противника иллюзию, будто разведчиков чертова дюжина…

В какой-то момент Бегичев на слух уловил, что огонь ведут два автомата. Сперва удивился, потом испугался… Обнаружив неподалеку Перепечу, крикнул:

– Сержанта не видел?

Тот неопределенно махнул рукой. Недоумение Бегичева возросло: Ладов не мог отлучиться просто так! Значит, для этого есть веские причины.

Внезапно по руке словно хлестнули раскаленным железным прутом. Пуля прошла от запястья до локтя. В горячке Бегичев, не обращая внимания на боль, какое-то время продолжал стрелять.

– Негоже, младший лейтенант!.. – укоризненно воскликнул ефрейтор, увидев на рукаве командира кровь. – Силушка-то уходит! А она еще ой как понадобится!

Перепеча подполз к Бегичеву, разорвал комбинезон и ловко перебинтовал руку.

Ладова все не было. Уж не попал ли он в ловушку? Но именно в этот момент сержант, исцарапанный, перепачканный глиной, облепленный заплесневелым мхом, тяжело плюхнулся рядом.

– Слышь, командир, – прохрипел он, едва переводя дух, – штольня там! Заброшенная. Вроде пещеры…

– Пройти можно?

– Проползем. До конца добираться времени нет, а метров сто прогреб… Ширина сходная!

Радость захлестнула Бегичева. С момента, когда они встретились с противником в лоб, младший лейтенант перестал надеяться на спасение, решив подороже продать жизнь. И если бы не Юля… Ай да Ладов!

– Полагаешь, японцы от нас отстанут? Они ж должны каждую пядь земли тут знать!

– Выработка давняя! Кустами да травой заросла.

– А если успеют за нами увязаться?

– Выход за собой подорвем. Гранатами. Сделаем в лучшем виде.

– И похороним себя заживо?

– Зачем? Я проверил: спичку зажег – пламя танцует. Значит, другой выход есть!.. Забираем переводчицу, радиста – и айда!..

Дождь постепенно затихал. Его заунывный шелест, действовавший на нервы, перешел в редкую капель. Бегичев прижался затылком к бугристой коре дерева и забылся. Так бы и сидел, закрыв глаза, отмахнувшись разом от всех забот и обязанностей.

Надо бы встать, – подумал вяло. – Пора идти к шоссе. Организовывать засаду… Может, повезет?.. Как там сказано в японской танке:

Хоть называют участь нашу горькой

За то, что жизнь – как пена на воде,

За то, что все непрочно на земле,

И все же, продолжая жить на свете,

Надеждой вновь и вновь исполнен я.

Вот именно: «Надеждой вновь и вновь исполнен я»… Заставила-таки Юля полюбить японскую поэзию». Сквозь приопущенные веки Бегичев посмотрел на девушку, устроившуюся на отдых чуть в стороне. Она показалась ему совсем маленькой, беззащитной. Прижала руки к груди и глядит на него. В этом преданном взгляде безграничное доверие. Будто убеждена, что он все может. И, наверное, права. Пусть не сомневается, он сумеет для любимой сотворить чудо! Бегичев почувствовал, как к нему возвращается энергия. Резко вскинув голову, стряхнул сонливость и решительно встал.

– Идем к дороге! Порядок движения прежний!.. Сигнал опасности – резкий свист.

Серо-лиловая туча, висевшая над головой, неожиданно окрасилась, обрела зигзагообразный контур. Края ее быстро бледнели, становились желтыми и, наконец, ярко-оранжевыми. Вдруг в центре туча, словно дрейфующая льдина, надломилась. И в образовавшуюся трещину ударило кинжальное лезвие солнца. Оно пронзило тайгу, еще минуту назад стоявшую в угрюмой неподвижности. Все кругом ожило, заискрилось, засверкало. Бриллиантовые подвески дождевых капель на изумрудных хвоинках радужно слепили глаза…

Юля замедлила шаг. Какая красотища! Нарисуй такую картину художник, усомнилась бы в достоверности. Подумала бы – театральная декорация…

Шедший следом Перепеча, налетев на девушку, в недоумении остановился.

– Что тормознула, егоза? Притомилась? – заботливо осведомился он.

Юля в ответ тихо, радостно засмеялась. Перепеча укоризненно покачал головой, отказываясь что-либо понимать. А она легкой походкой снова двинулась вперед. Чувство восторга перед прекрасным отодвинуло прочь страх. Будущее перестало казаться угрожающим.