Раису презрение. И семья его тоже! Отец ворота приоткрыл, сына-предателя увидел и в ноги ему плюнул. И нечем ответить Раису, проклят теперь он и потомки его на веки вечные, ибо нет греха тяжелее, чем предательство.

Проснулся, лоб мокрый от холодного пота.

Вот и подал Аллах знак, теперь прочь все сомнения. Растолкал отца и тут же во всем признался.

Выслушал сына Бахтияр Беркузле, приобнял бережно, чтобы раненое плечо не задеть.

– То-то я и почувствовал, сынок, что давит на тебя что-то… Правильно сделал, что рассказал. Сейчас все-таки ляг, поспи, а там видно будет. Повинную голову сабля не сечет.

Снял камень с души Раис, почувствовал себя намного легче. Тревожно за дядьку Назара, страшновато за себя, но зато не стал он настоящим предателем. Настолько свободней задышалось Раису, что даже боль в плече отступила. Не подвёл он ни ханство, которому клялся служить, ни свой славный род. Успокоился Раис и заснул наконец-то.

К вечеру вернулся Бахтияр и сразу повел к юрте Али-мурзы. Вошел отец в юрту, поклонился и сказал, что хочет говорить с сотником о тайном. Мурза отослал нукеров из юрты движением пальцев. Позвали Раиса. Упал на колени Раис и во всем признался. О плене рассказал, о яме, о сосновых колах и о задании Асланбека.

– Все, как ты говорил, – обратился к Бахтияру Али-мурза и пристально посмотрел в глаза Раису. – Молодец, что сам признался, иначе позор пал бы на весь род Беркузле.

Велел мурза собираться к хану.

Впервые Раис в шатре у хана Шах-Али. Большой шатер белого войлока, на полу драгоценные ковры, на столбах оружие и богатые латы. Большие сундуки с казной у войлочных стен. Сам хан в золототканом халате, в белой чалме. Сидит на ковре, подушками обложенный, вроде и не слушает Раиса, на ворона своего смотрит. Ворон в большой золотой клетке, сидит на жерди, клювом постукивает. Говорят, ворону сто лет, и он знается с шайтаном.

Закончил свой рассказ Раис, снова уперся лбом в пол. Хлопнул отец его по плечу, им обоим велели ждать снаружи. Долго томились отец с сыном, наконец, вышел из шатра Али-мурза. Улыбается, велит возвращаться в стан.

– А завтра на рассвете, Раис, чтобы у меня был. Есть для тебя работа.

Ездит Раис по татарскому стану, выполняет мелкие поручения Али-мурзы, и постоянно вглядывается во встречные лица. Вот уже неделя прошла, а человек от Асланбека не появился. Не передумал ли мурза, жив ли дядька? Вечером заехал Раис на кузню при Арском городке подковать лошадь, вдруг окликает его кто-то. Улыбчивый татарин Мурат из орды Хусейнова тоже приехал в кузню. Оставили татары лошадей кузнецам, сами в тенек отошли, казак бурдюк с собой прихватил, хочет угостить Раиса кумысом. Выпили, тут и передает Марат Раису привет от дядьки Назара и от мурзы Асланбека. Вмиг побледнел улан. Потом выдохнул облегченно: значит, жив дядька Назар.

Начал Раис быстро рассказывать, что недавно Шах-Али ездил в Свияжск, вернулся с множеством пушек и добрым лесом. Будет из того леса мастер Выродков ставить высокий тын, и оттуда русские станут бить по городским воротам из пушек. Рассказал, что после последнего штурма много урусов и черемисов под стенами мертвыми осталось. Оттого не хотят больше их князья идти на стены, хотят обратно в степь. За что князь Иван велел некоторых князей повесить другим в назидание. Еще Раис припомнил, как приезжали к Шах-Али князь Курбский да князь Серебряный, Шах-Али для них пир устроил, для чего велел сколотить столы и лавки. Не привыкли урусы на коврах пировать, столы им подавай. Всю ночь пировали, едва успевали открывать бочки с медом.

Смеется казак Мурат, головой качает, запоминает. И вдруг стал серьезным. Говорит:

– Про Шаха-Али мурзе Асланбеку и так все ведомо. Узнай, где у князя Ивана мастера минных дел в лагере стоят и где они роют минные подкопы под городские стены. Мурза так и велел передать: «Узнаешь, где пороховые мастера у князя Ивана стоят и где роют – щедро награжу! А иначе сидеть тебе на колу!»

Сказал и ушел, оставив бурдюк.

Не сразу поднялся на ноги Раис Беркузле – задумался. Вроде бы, все верно делал, лишнего не сболтнул. Все, как научил Али-мурза. Будет что ему и отцу рассказать!..

Еще через пару дней Мурат как бы случайно встретил Раиса у кабака. Начал без долгих вступлений, даже не поздоровался:

– Что с поручениями Асланбека?

– Минные мастера немчин Бутлер и литвин Розмысл живут на тайном дворе при великом князе, куда чужой не пройдет. Над ними – боярин Курбский. Мастеров своих оберегает денно и нощно, при каждом неотлучно по десятку стрельцов, да полусотня казаков. А где минный ход роют – неизвестно. Сейчас везде роют – тын ставят. А вот куда мину будут закладывать – поди, узнай.

Выслушал это лазутчик и ответил нетерпеливо:

– Мурза будет недоволен. Укажешь точное место, если жизнь дядьки дорога. Слово Асланбека передаю: «Сроку тебе – три дня».

Уже волноваться начал Раис, когда к вечеру третьего дня показался у кузни казак Мурат. Спешился, стал слушать. Рассказывает Раис, торопясь:

– Все разузнал! Мастера Бутлер и Розмысл большей частью обретаются у Арских ворот. У них в подчинении много народа, там, видно, и роют. Я сам видел, когда ездил с Шах-Али под стены Казани: из широкого лаза люди выносили корзины с землей и ссыпали в кучу. Верно говорю, там и подкоп! Выполнил я задание твоего мурзы, когда он дядьку отдаст?

Промолчал Мурат, только кивнул и тут же снова на коня, явно очень важное услышал.

Взяли Мурата ночью, когда он возвратился от ногаев в стан мурзы Хусейнова. Казак отчаянно отбивался, да разве один совладает с дюжиной?

Сначала поговорили с ним по-хорошему, а когда запираться начал, позвали палачей. Но Мурат оказался упрямым, вынес лютую пытку, и даже когда пятки прижгли раскаленным железом, не сознался в предательстве.

Тогда позвали Раиса. Увидел Мурат улана и сразу все понял, во всем признался. Рассказал, как ездил в стан Асланбека, кто еще в русском лагере состоит в сношениях с Казанью, назвал очень важные имена. О Назаре Беркузле ничего сказать не смог, признался, что в глаза его не видел – к яме с пленными никого не пускают.

Но, по словам Мурата, Асланбек поверил словам Раиса о минном закладе у Арских ворот, и тут же послал в Казань тайного гонца.

Большим был взрыв у Арских ворот Казани, радостными криками отозвались на него защитники города, высыпавшие на стены!

Обхитрили