Голова Сморчка на тонкой шее завертелась, как на шарнире, и старый картуз едва не свалился на землю.

— Понял, стало быть? В другой раз, когда надумаешь, скажи, вместе сходим: На Черемуховку идешь? — Иван Тимофеевич показал в сторону реки.

— На речку я, на Черемуховку.

— Валяй, самое время сейчас. Наловишь богато, занеси и мне на пирог, рассчитаемся. Ну, валяй, валяй, ни хвостика тебе, ни чешуйки. Шпарь, старина.

Сморчок опять заулыбался и пошел дальше, нелепо подпрыгивая.

— Поговорили, — усмехнулся Иван Тимофеевич, глядя вслед старику. — А порыбачить надо с ним сходить, он места знает.

Между тем Сморчок свернул в первый попавшийся проулок, сердито бормоча:

— Холера тя подняла в такую-то рань. И надо же было мне тута пойти. Говорил Егор Саввич, чтобы огородами, а я не послушал… Рыбки те на пирожок спонадобилось, — старик выругался и тут же перекрестился. — Однако ничего, на рыбалку же иду, вот и удилище. Не запрещено. Заглянул бы в корзину, старый бандюга, то-то удивился бы.

Сморчок сильно тряхнул корзину, в ней что-то булькнуло.

— И мне, надо думать, перепадет за труды-то. Господи, и что за жисть собачья. Жди, когда кто подаст. Сам, бывало, подавал… А может, спрятать четвертинку-то где-нибудь на берегу в крапиве. Разбилась, мол, упал, она и разбилась. Не поверит Федор. Сурьезный мужик, опасно его гневить.

Продолжая вполголоса бормотать, такая уж у него была привычка, Сморчок вышел к берегу Черемуховки, отыскал среди нескольких вытащенных на песок лодок свою. Положив удилища и корзину, столкнул узкую долбленку в воду, прыгнул сам и, наскоро перекрестившись, взял весло. Несмотря на свое тщедушие, старик ловко управлялся с лодкой. Работая веслом то с одной, то с другой стороны, он быстро гнал ее вверх по реке к Сухому болоту. Предстоящая встреча с Федором Парамоновым не радовала старика. От этого бешеного мужика можно ждать всего. В сердцах и прихлопнет, как комара. Каждый раз, отправляясь к Парамонову на свидание, Сморчок не был уверен, что благополучно вернется в поселок. И рад бы отказаться от поездки, да разве возразишь Егору Саввичу. Что Сыромолотов, что Парамонов — хрен редьки не слаще.

Подплыв к знакомой излучине с тремя высокими березами, Сморчок загнал лодку в осоку и, захватив корзину, вышел на берег. По еле приметной тропинке пошел, оглядываясь по сторонам и напевая вполголоса:

Сухой бы я корочкой пита-а-алась,

Холодну воду бы пила.

Тобой бы, мой милый, любова-а-алась

И тем бы довольная была…

Сморчок оборвал пение, остановился, раздувая ноздри: пахло дымом. Значит, хозяин зимовья на месте. Старик перехватил тяжелую корзину в другую руку и запел громче:

Сухой бы я корочкой пита-а-алась…

Это был условный сигнал, и тот, кому он предназначался, услышал его. Неожиданно впереди, среди травы и кустов, Сморчок увидел Федора. Он стоял, широко расставив ноги, и смотрел прямо на старика. Федор был в брюках и грязной нижней рубашке.

— Здравствуй, Федор Игнатьич, — Сморчок угодливо изогнулся. — Вот и опять привел бог свидеться.

— Здоров и ты будь. Чего рано? — Федор яростно поскреб волосатую грудь.

— И не говори, Федор Игнатьич, такие дела, такие дела.

— Пошли в зимовье.

Парамонов повернулся и тут же исчез. Сморчок знал, что он спустился по ступенькам в землянку. Сделав несколько шагов, старик разглядел скрытый кустами и сухими ветками вход. В полутьме зимовья Сморчок долго щурил глаза, стараясь разглядеть хозяина. Маленькое окно, затянутое мутным стеклом, пропускало слишком слабый свет. Наконец, привыкнув к полумраку, он увидел Федора, сидящего на нарах. Пахло березовым дымом и кислой овчиной.

— Это вот гостинцы тебе, Федор Игнатьич, — показал на корзину. — Егор Саввич, добрая душа, всякой разности прислал. Четвертинка там есть.

— Поставь в угол, — Федор, видимо, не выспался, а потому был хмур. Он лег на нары, подложив сомкнутые руки под голову и глядя куда-то в потолок.

Но в расчеты Сморчка не входило так легко расставаться с водкой, и он продолжал держать корзину в руках.

— Выпить бы по махонькой за встречу-то. Свежо на реке-то, продрог я.

— Успеется. Говори, с чем пришел.

Ободренный обещанием, старик бережно поставил корзину в свободный угол землянки и сел на чурбак около нар.

— Важное дело, Федор Игнатьич, очень важное. Боялись мы с Егором Саввичем, что тебя дома не окажется. Однако, слава богу, дома ты. Егор Саввич кланяется и наказал первым делом передать: едет из Златогорска драгер, хохол этот, вот запамятовал фамилию-то. Ну тот, с усищами, знаешь его.

— Знаю. Ну и пусть едет.

Сморчок наклонился к Федору и прошептал в самое ухо:

— Убрать его надо. Отробил свое и будет. Драгу-то, слышь-ко, без него долго пустить не могли. А как пустили, так она и недели не ходила, опять встала. Сурьезное чего-то там случилось. Долго теперь драга-то простоит, если хохол не подоспеет. Вот Егор Саввич и наказал передать: пора, мол, убрать усатого-то.

Хозяин зимовья лежал не двигаясь, словно не слышал слов Сморчка и продолжал разглядывать сплетения веток на потолке землянки. Старик помолчал, ожидая, что скажет Парамонов, потом повторил:

— Убрать, когда от Златогорска поедет. Только не один он, слышь-ко.

— А кто еще?

— Баба его с ним и ребятенков двое.

— Ну за такое один я не возьмусь.

— И что тебе присоветовать — не знаю, Федор Игнатьич. Убрать-то все равно надо. Оно, конечно, ежели бы один он, так легче, это я понимаю.

— А коли понимаешь, так будешь помогать.

— Да ты што, Федор Игнатьич, в уме ли? — Сморчок в ужасе отпрянул и часто захлопал глазами. — Я на такое не способен. Какая от меня помощь, помеха одна.

— Будешь помогать, — Парамонов рывком поднялся на нарах. — Заладил: убрать, убрать, а сам в сторону?

— Да я же на такое не приспособлен. У меня и руки вот трясутся, погляди сам. И в ногах слабость.

— Трусишь? — совсем близко Сморчок увидел злые глаза Федора. — От тебя многого не потребуется. Но помощник мне нужен. И не думай отвертеться, иначе…

Старика забил озноб, он завертелся на чурбаке, избегая взгляда Парамонова.

— Я, чего же, я помогу, ежели требуется, ты не серчай, Федор Игнатьич.

— Так-то лучше. Вытаскивай, что там в корзине. Посидим да подумаем, как дело сделать.

Сморчок с готовностью достал четвертную бутыль с водкой, при виде которой у него и в самом деле затряслись руки и усиленно задвигался острый кадык.

— А тут вот и пирожок с рыбой, — приговаривал он, вытаскивая из корзины припасы на стол. — И второй с морковкой. И