Я нахмурилась.

– Откуда ты знаешь, что там были все эти люди – ну, сенатор, прокурор и другие? Лично я никогда не видела никого из них и не узнала бы, даже если бы оказалась рядом с ними в салоне автомобиля.

Джон бережно заправил мне за ухо выбившуюся прядь волос.

– Со всеми этими людьми я веду кое-какие дела.

В его словах определенно был смысл. Уж конечно, такие важные люди наверняка бывают в ювелирном магазинчике мистера Пикока, к тому же у каждого из них есть часы, которые время от времени ломаются, и тогда они приносят их Джону, который известен им как лучший часовой мастер во всем штате, а может, и в окрестностях. Эта мысль заставила меня с гордостью улыбнуться. Далеко не каждая девушка может похвастаться, что ее жених обладает деловыми знакомствами и связями на самом верху.

– Идем в буфет, выпьем еще шампанского, – предложила я и, взяв его за рукав, потянула к бару. Как раз в этот момент оркестр заиграл новую мелодию, а солист принялся выводить слова недавно вошедшей в моду песни «Аравийский шейх»[28].

Я поймала себя на том, что подпеваю певцу. Слова я знала, потому что много раз была вынуждена слушать, как ее поет Сара Бет, барабаня по клавишам рояля. Людей на танцполе тем временем прибавилось – все новые и новые пары присоединялись к Уилли и Саре, и я почувствовала, что мои ноги (увы, обутые в туфли на достаточно умеренном каблуке) отбивают такт, словно им хотелось пуститься в пляс даже больше, чем мне самой. Что ж, почему бы нет, подумала я. Зря я, что ли, столько месяцев танцевала в своей комнате в обнимку с подушкой, желая произвести впечатление на Джона?

У стойки Джон вручил мне бокал, и я, проглотив содержимое буквально залпом, тут же потащила его на танцпол, даже не дав допить свое вино. Музыка стала еще быстрее, по лицу солиста побежали крупные капли пота, от которых уже посерел белоснежный воротничок его рубашки. Смокинг Джона я оставила на спинке первого попавшегося кресла: в разгоряченной танцами толпе он бы нам обоим только мешал.

Мы танцевали блэкботэм[29] и чарльстон, и я вскидывала ноги выше, чем любая другая девчонка, и задирала подол почти до середины бедер. Выпитое шампанское помогало мне не думать о том, что́ могла бы подумать о моем поведении тетя. Время от времени – но не слишком часто – мы подкреплялись у нашего столика вином и холодными закусками, которые подавали проворные слуги. Перекусив, мы возвращались на площадку в центре шатра и продолжали танцевать под все убыстрявшуюся музыку негритянского оркестра. Время от времени я замечала в толпе танцующих Сару, которая смеялась и болтала со всеми, и пыталась делать то же, преодолевая свойственную мне стеснительность. Я бесстрашно заговаривала с девочками из школы, которые никогда раньше не обращали на меня внимания, но сейчас вдруг сделались чрезвычайно любезны, увидев меня в обществе Джона. Он, однако, оставался верен своему слову и не танцевал ни с кем, кроме меня.

Минула полночь, но веселье продолжалось, что меня вполне устраивало. Дядя Джо не назначил никакого конкретного времени, к которому я должна была вернуться, поскольку я как-никак была с Уилли, а мой кузен, насколько я знала, торопиться домой не станет ни при каких условиях.

В какой-то момент Джон попросил позволения отлучиться на пару минут. Воспользовавшись этим, я присела за наш столик, чтобы немного перевести дух. Голова у меня слегка кружилась то ли от выпитого шампанского, то ли от танцев, а скорее всего, и от того и от другого. У меня даже испарина на лбу выступила, и я решила, что должна найти зеркало и убедиться, что не выгляжу полной неряхой. Накинув на плечи пиджак Джона, я выскользнула из шатра и двинулась через лужайку по направлению к усадьбе.

По мере того как я отходила от шатра, музыка, смех и шарканье десятков ног звучали все тише, словно они уже стали частью каких-то давних воспоминаний. Небо было безоблачным, и мириады звезд сверкали высоко над моей головой, словно крошечные ледяные кристаллы, которые ветер несет к далекому горизонту. Глядя вверх, я остановилась, невольно захваченная сказочной картиной, которая разворачивалась в небе словно для меня одной. Сколько этим звездам лет или, может быть, веков, спросила я себя, и не может ли быть так, что в жизни моей матери была минута, когда она вот так же стояла, глядя на ночное небо, и видела те же звезды, что и я сейчас? Эта мысль, какой бы отвлеченной она ни казалась, немного меня утешила. Наверное, мне было просто приятно сознавать, что у нас с матерью было хотя бы что-то общее, что соединяло нас друг с другом и со вселенной.

Потом я услышала крик, донесшийся из рощи в конце земельного участка Хитменов. Повернувшись в ту сторону, я заметила какую-то женщину, одетую, как официантка, которая стремительно бежала куда-то между деревьями – я видела, как мелькает между стволов белый фартук. Какая-то ветка сбила с нее чепец, и я узнала Матильду. Я уже собиралась окликнуть ее, когда увидела белого мужчину, одетого, как все гости, только без смокинга, да и его бабочка была расстегнута и болталась на вороте сорочки. Мужчина преследовал Матильду, он нагонял, и она снова закричала. Слова я разобрала не очень хорошо, но мне показалось – Матильда зовет на помощь, и я не раздумывая побежала за ними. Мои ноги путались в траве, ветки хлестали по плечам и цеплялись за одежду, но я, возбужденная шампанским и танцами, ничего не замечала.

Под деревьями оказалось намного темнее, чем на лужайке; лунный свет едва пробивался сквозь сплетение ветвей, и по земле метались длинные тени. Матильда уже не кричала; она как будто плакала, но глухо, словно ее кто-то душил, и я помчалась на звук, даже не спросив себя, что я буду делать, когда ее найду.

Мой бег через ночной лес продолжался недолго. Не успела я пробежать и десятка шагов, как моя нога наткнулась на что-то мягкое и податливое. В следующее мгновение я полетела на землю. Мои выставленные вперед ладони скользнули по опавшей листве и сосновым иглам, и я приземлилась на живот. От удара воздух с шумом вырвался из моих легких, но сознания я не потеряла. Перевернувшись лицом вверх, я кое-как села и, упираясь каблуками в землю, стала отползать прочь, пока не уперлась спиной в ствол дерева. Должно быть, мои глаза успели привыкнуть к темноте, поэтому я почти сразу увидела двух человек, которые лежали на земле прямо передо мной.

Матильда распростерлась на спине. Мужчина зажимал ей рукой рот, так что ни плакать, ни кричать она не могла, но я ясно видела, как в лунном свете блестят стекающие по ее лицу слезы. Самого мужчину, точнее – молодого человека, который прижимал Матильду к земле, я хорошо знала. Это был один из друзей Уилли по имени Чаз Дэвис. Он смотрел прямо на меня, и выражение его лица было таким, что я невольно вздрогнула.