Работала единственная, самая близкая к ней аварийная лампа. Остальное пространство коридора поглотила тьма. Эмили вышла из комнаты и, спотыкаясь, побрела прочь от разбитых лапм. В другом конце коридор тоже не освещался, но в том и состоял ее план. Она могла спрятаться в темноте так же легко, как и убийца.

Она сделала всего несколько шагов, когда погасла последняя лампа. У нее подгибались колени, но она опиралась о стену и продолжала идти. Темнота казалась текучей, словно она тонула в море нефти. План ее был прост: отойти как можно дальше по коридору, спрятаться в одной из палат и молиться.

Ее собственное дыхание и шарканье по полу ног в носках сейчас были единственными доносившимися до нее звуками.

Она остановилась. Позади послышался еще какой-то звук. Воздух был неподвижен, и через секунду она продолжила движение.

Снова остановилась. Ничего.

Она молилась, чтобы шум остался только в ее воображении, но могла поклясться, что слышала шелест одежды у себя за спиной. И этот звук, казалось, двигался вместе с ней.

Мир вокруг закружился, и она задрожала всем телом. Дрожь вызвала пульсацию в голове. Она снова пошла вперед, стараясь делать это как можно тише и размеренней. Перешла на другую сторону коридора и продолжила красться вдоль стены. Еще немного… Еще совсем немного.

Она ощутила у себя на шее теплое дуновение, но ведь это было невозможно, здесь не было никакого ветра. Эмили допустила другую возможность — дыхание убийцы. Но сразу отбросила эту мысль. Он был бы так же слеп в этом месте, как и она. В отличие от некоторых, она не считала Акермана фантастическим чудовищем. Он был всего лишь человеком, потерявшим рассудок, и не мог видеть в темноте.

Она мысленно вернулась к той ночи, когда Акерман навсегда изменил их жизнь. Казалось, что это случилось очень давно, но на самом деле прошло всего несколько дней. Больше всего ей запомнились его глаза. В тот момент она ошибочно прочитала в них только сумасшествие и ярость, но, оглядываясь назад, видела в его взгляде боль и безнадежность. После всего случившегося она изучила историю жизни убийцы своего мужа. Узнала о его прошлом. Ей хотелось понять его мотивы.

Снова легкий ветерок пробежал по ее шее. А потом она ощутила нечто вполне осязаемое. Чей-то палец провел черту от ее шеи к лопаткам.

Страх парализовал ее. Она стояла на месте, словно окаменев. Затем собралась с духом и силами и ударила локтем, надеясь попасть в убийцу. Удар достиг цели, но она была слишком слаба и понимала, что он не будет иметь никакого эффекта.

Спотыкаясь, Эмили побежала по темному коридору. Но ее зыбкий мир закачался еще сильнее, и она упала. В отчаянии она поползла вперед, ища место, где могла бы спрятаться.

Она наткнулась на нечто, напоминавшее стол. Наверное, его оставили строители. Нет, это был не стол. Скорее похоже на шкаф. Внизу она нащупала колесики. Чем бы ни был этот предмет, он казался достаточно просторным, чтобы в нем спрятаться, к тому же у нее не было выбора. Эмили забралась внутрь и затаила дыхание.

Однако ее сердце билось слишком сильно, и она боялась, что он может найти ее по этому звуку. Она чувствовала его приближение. Ей казалось, что стук в ее груди призывал его, как луч маяка.

Усилием воли она заставила сердце успокоиться. Она никогда не считала себя сильной, но именно Акерман неожиданно помог ей осознать свою способность выжить в любой ситуации. Смерть не заберет ее этой ночью, Эмили даст отпор жнице.

Она подумала о дочери. Потеря одного из родителей и травма, нанесенная тем, что она пережила, очень сильно скажутся на девочке. Эшли нужна мать, которая будет с ней рядом, и она поклялась, что ничто в этом или ином мире не отнимет ее у ребенка.

Раздавшийся голос заставил замереть ее все еще сильно бьющееся сердце.

— Эмили, я тебя вижу.

Трэвис Депаоло посмотрел в темноту и решил, что убийца, должно быть, сам вывел из строя последние лампы аварийного освещения. Он снова мысленно обругал себя. Он знал, что повел себя как трус. И теперь должен был это исправить.

Он выключил фонарик и прислушался. Отсутствие света вызывало у него такое ощущение, словно он находился в безвоздушном пространстве и смотрел в самый центр черной дыры. Он опасался, что, сделав всего шаг вперед, принесет себя в жертву небытию. Но все же сделал этот шаг.

Палата Эмили Морган располагалась на противоположной стороне холла слева, у его прежней позиции рядом с сестринским постом. Ему очень хотелось включить фонарик и осветить себе путь, но он знал, что убийца обнаружит его по источнику света. Он привлечет к себе смерть, как мотылек, летящий на пламя свечи.

Нужная дверь словно ускользала от него, но он пересек холл, наощупь нашел вход и оказался в палате. Затем закрыл дверь, оставив лишь узкую щелку, чтобы свет не проник в коридор, и только потом включил фо-нарик.

У него оборвалось сердце, когда луч высветил пустую постель. Простыни были откинуты, трубки, заканчивавшиеся иглами, валялись на полу. Убийца получил свой приз. Он опоздал.

Трэвис подавил чувство вины и страх. Может, ей удалось выбраться из палаты? Он выключил фонарик, открыл дверь и снова вслушался в темноту. На этот раз он услышал неясный шепот в конце коридора. Чей-то голос отражался от стен и, достигнув его ушей, звучал так, будто во тьме обитал целый легион обреченных. Голос повторял имя Эмили Морган.

Трэвис пошел на его звук. Вначале он шел без света, но потом решил, что в темноте рискует натолкнуться на убийцу или пройти рядом, даже не заметив этого. Он включил фонарик. Глаза его некоторое время привыкали к свету, а пистолет был направлен туда же, куда и луч. Подражая своему теперь уже покойному командиру, он продвигался вперед, укрываясь в каждом дверном проеме. И молил Бога дать ему сил.

Акерман смотрел на Эмили Морган, дрожавшую в бледно-зеленом свете. Еще совсем недавно инфракрасные очки ночного видения стоили очень дорого и их можно было приобрести, заказав по почте или во время распродажи с армейских складов. Однако теперь возможность видеть в темноте стала общедоступной — ее можно было получить в любом магазине игрушек, заплатив менее ста долларов. Черные очки предназначались для детских игр в прятки, но могли использоваться и для более серьезных взрослых игр. Конечно, они не достигали уровня дорогих армейских очков, уступая им в дальности и четкости видения, но для его цели подходили идеально.

Забинтованная голова Эмили Морган напомнила ему о маленькой девочке из далекого прошлого — о самом первом человеке, которого он убил. Он представил себе бледные черты той девочки. Он знал, что цвет лица Эмили был естественным, а призрачная белизна кожи той девочки стала результатом временного оттока крови.

Освободи ее, Фрэнсис. Нажми на спуск.

Если бы он отказался, отец порезал бы его, что было все же лучше, чем ожоги. Он вспомнил, как поднял пистолет. Он тогда не верил, что она на самом деле умрет. Отец уже играл в такую игру раньше, с другой девочкой, маленькой белокурой девочкой с завязанными глазами. Тогда отец наносил ему порезы, пока он не подчинился. Но когда он спустил курок, девочка осталась жива. В пистолете не было патронов. Отец закончил игру и заявил, что отпускает ее на все четыре стороны.