Как только офицер потянулся к дверной ручке, Маркус набросился на него сзади. Коп полез за пистолетом, но обнаружил, что кобура пуста.

— Не двигайтесь и молчите. Из-за шума вас все равно никто не услышит.

— Ты совершаешь большую ошибку, приятель. — Голос немолодого уже полисмена звучал басовито и уверенно.

— Вероятно, вы правы. Что я могу возразить? Возможно, всему виной моя склонность к саморазрушению. — Он развернул офицера и отошел на безопасное расстояние, держа противника на мушке.

— Мне необходима информация. Каково положение?

— Какой-то свихнувшийся тип взял заложницу.

— Подробности?

Мужчина молчал и смотрел на Маркуса с вызовом.

— Послушайте, давайте не будем еще больше усложнять ситуацию. Мне просто нужно кое-что выяснить.

— Тебе-то какая разница?

— Потому что это мое дело. И именно я первым войду внутрь.

Выражение лица офицера сразу же изменилось, и он заговорил уже вежливее:

— Значит, это вас он имел в виду…

— О чем это вы?

— Он отправил нам сообщение. Сказал, что ждет друга. И еще. Если друг не прибудет в течение двадцати четырех часов, он сдастся.

— Этого не произойдет. Он убьет заложницу, а потом уложит столько полицейских, сколько успеет, пока вы его не завалите. Я не могу позволить делу зайти так далеко. Это только наши с ним проблемы. А теперь дайте мне нужную информацию.

Офицер провел кончиком языка по внутренней стороне зубов.

— Подозреваемого зовут Фрэнсис Акерман, но это вам уже известно. Заложница — Эмили Морган. Насколько нам известно, они находятся на пятом этаже. Он заявил, что зальет там все бензином. Мы временно держим дистанцию, пока не прибудет опытный переговорщик и тактик из ФБР. Он едет сюда из Денвера.

— Вы уже разработали какой-то план?

Мужчина покачал головой.

— Это не моя сфера ответственности, приятель. Я рассказал все, что мне известно.

— Спасибо. Теперь повернитесь ко мне спиной.

Офицер подчинился. Маркус шагнул вперед, снял с пояса полицейского наручники и защелкнул их на его запястьях. Затем снял с его пояса еще и фонарик.

— Подумайте как следует. Что вы собираетесь…

Маркус ударил офицера рукояткой пистолета по затылку, и тот повалился на асфальт. Он достал из кармана лежавшего без сознания копа ключи от машины и сел в джип. Руль на ощупь показался ему износившимся и потертым — как он сам. Маркус смотрел на здание и просчитывал путь наименьшего сопротивления.

Момент истины.

Двигатель машины ожил. Он включил передачу и на высокой скорости выехал с парковки. Приближаясь к баррикадам, надавил на клаксон, и зеваки и полицейские поспешили освободить ему дорогу. Прорвавшись сквозь заграждение, он направился к выстроенным в линию патрульным машинам.

Тяжелый джип лишь слегка дернулся, врезавшись в багажник одного из патрульных автомобилей, от чего его развернуло на месте, потом с ревом пронесся по нестриженой траве и через фанерную дорожку. Маркус весь подобрался, готовясь к более мощному удару.

Парадный вход в новый корпус представлял собой гигантскую колонну из стекла, поднимавшуюся на всю высоту здания. Маркус не снизил скорости, когда машина пробила брешь в прозрачной опоре и проложила себе путь внутрь. Стекла посыпались со всех сторон, как острый ледяной дождь.

Уже внутри он ударил по тормозам и дернул ручник. Джип развернуло боком в просторном вестибюле, и он остановился, упершись в только недавно возведенную стойку регистрации.

Маркус выбрался из машины. Он услышал звуки приближавшихся снаружи шагов и направился прямиком в логово чудовища.

Эмили Морган вывернула скованные наручниками запястья и попыталась найти более удобное положение на полу. Запах бензина, доносившийся из дальнего конца коридора, вызывал у нее тошноту. В голове стучало, и окружающий мир по-прежнему вращался в темноте. Чуть раньше они услышали звук сильного удара. Акермана он, как ей показалось, нисколько не удивил. Он молча переместил ее к противоположному концу коридора, где находился запасной выход из здания.

— Мне жаль вас, — сказала она.

Он усмехнулся.

— Неужели? С чего бы это?

— И я вас прощаю.

Выражение его лица изменилось.

— Я не нуждаюсь ни в твоем прощении, ни в жалости. Не пытайся залезть ко мне в голову. Тебе может очень не понравиться то, что ты там обнаружишь.

— Уверена, что не понравится. Это должно быть очень тяжело. Мне было трудно в эти последние дни носить в себе боль всего одной ночи. И я не могу себе представить, каково было маленькому мальчику жить в постоянном кошмаре.

Он не ответил, но его ноздри раздувались с каждым глубоким вдохом и выдохом.

Она смотрела на него, стараясь увидеть в мужчине, отнявшем у нее мужа, маленького испуганного мальчика. Старалась подавить в себе ненависть. Невыплаканные слезы блестели на его глазах в бледном свете фонарика.

— Вам не нужно этого делать. Вы могли бы…

— Ты ничего обо мне не знаешь. Но ты права. Ты не можешь даже себе представить, каково было жить в доме моего отца. Только это не имеет никакого значения. Сделанное моим отцом можно считать лишь топливом, а пламя присутствовало с самого начала. Я не виню его. Я то, что я есть. Я не человек. Я — монстр. Мне никогда не стать таким, как ты. Никогда не стать нормальным. Я никогда не буду иметь заборчик из белого штакетника, двух с половиной детей и выплачивать ипотеку. Не важно, чего я хочу, и хочу ли я, чтобы все у меня сложилось иначе. Прошлого не изменишь. Если в душе поселилась темнота, от нее невозможно избавиться. Я не могу отмыться добела и пройти реабилитацию. Против моей болезни нет лекарств. Таким я родился. Это моя судьба.

Она некоторое время молчала.

— Когда мне было одиннадцать лет, один мальчишка каждый день меня дразнил. Ходил за мной по пятам и обзывал бледнолицей, узкоглазой, чуркой или того хуже. Однажды он сбил меня с ног, и, когда я поднялась, в руке у меня был камень. И я ударила его изо всех сил. Он упал, и мне показалось, что я его убила. Все закончилось обычной шишкой на голове, но на мгновение я не чувствовала страха и не сожалела о том, что сделала. Я была рада. Была в восторге. И долю секунды даже надеялась, что он умер. Я почувствовала себя… сильной. Темнота живет в каждом из нас. Вы просто не научились ее сдерживать. Наоборот, ваш отец заставил вас смириться с ней.

Он на мгновение затих. Потом улыбнулся ей, и выражение его лица изменилось. Эмили подумала, что он, возможно, впервые в жизни улыбнулся по-настоящему — и снаружи, и внутри.

— Я рад, что твой муж перехитрил меня и спас тебе жизнь. Это было приятное ощущение. Оно заставило меня о многом задуматься. Я пришел к выводу, что у всего на свете есть причина. И, вероятно, у каждого из нас своя роль. Возможно, твое предназначение в жизни еще не было исполнено, и именно потому ты не должна была умереть в ту ночь. Как считаешь? Конечно, тот факт, что ты выжила, ничего не доказывает, но это навело меня на размышления.