— А что славного в поджоге корабля нордов? — буркнул я.

— Ничего. Потому в Сторборге о том никто и не слыхивал.

С тем мы и проводили Фарлея с Котом. Альрик в тот день глаз с меня не спускал, держал поблизости. Сказал, что пятирунных бриттов буду обучать я, как и Плосконосого с Булочкой. Я и не противился, гонял своих подопечных до седьмого пота и дрожи в коленках. Живодер был счастлив, как ребенок: теперь он мог биться с равными себе и более сильными хоть каждый день. Он первым приходил на площадку и уходил последним, в синяках, ссадинах и ранах.

Только на пятый день я сумел ускользнуть из-под надзора хёвдинга. Сказал, что нужно проверить, умеют ли бритты плавать, а ближайшая вода — это лесное озерцо, так что на пару дней мы уйдем туда. Заодно рыбы наловим, поохотимся. Фасгерт и Ледмар шли с мной, как мои ученики. Беззащитный подумал-подумал, да и отпустил.

Когда же мы отошли от селения, я сказал, что добираться будем бегом: Плосконосый впереди, Булочка в середине, а я — последний. Мол, буду подгонять лентяев дрыном. начала я и впрямь бежал следом, кричал на отстающих, швырял в них желуди, но постепенно замедлял шаг, а потом и вовсе скрылся.

Поговорка гласила, что только раб мстит сразу, а трус — никогда. Я не раб и не трус, но высиживать в лесу несколько лет в надежде, что мои враги помрут сами, не хотел.

Я ведь не дурак. Я понимал, что сейчас ульверы слабы и ничего не могут сделать. Куда нам против Скирикра? И в Сторборге лишний раз нам мелькать не след. Потому я и решил идти один. Коли поймают, так я скажу, что ульверы уплыли на север, а я остался ради своего топора и мести. Меня уже считали безумцем-берсерком, так что поверили бы. А сидеть два года в лесу со стариками, ждать невесть чего и думать, что мой топор, сделанный под мою руку, сейчас в руках какого-то Крыса, — не по мне.

И Тулле! Альрик хоть и сказал, что о нем нечего беспокоится, так ведь он и не слышал ту боль, что почуял я. Мало ли что наговорил жрец? Может, он заманивает к себе рунных, а потом убивает их во славу Бездны или Мамира? Может, именно так он и набрал себе силу? Сидя в шалаше, до хельта не доберешься.

И Херлиф! Я был уверен, что Простодушный не сказал и половины того, что знал. Мне он скажет намного больше. С его хитростью и моей силой мы сумеем придумать, как отомстить Скирикру.

И было у меня еще одно дело в Сторборге, может, не такое важное, но я не хотел откладывать его надолго.

Я бежал весь день, пока не добрался до небольшой речушки. На ее берегу я решил переночевать и отдохнуть, а назавтра уже дойти до самого Сторборга. Альрик меня не сразу хватится, а когда хватится, то в город не пойдет. Он не рискнет всеми ульверами ради одного.

Потому я спокойно переплыл на тот берег, затеял небольшой костерок, просушил вымокшую под дождем одежду и уснул. А наутро я проснулся от запаха жареной рыбы. Неужто Беззащитный догнал?

— Плохо-плохо. Убежать. Не сказать, — покачал головой Живодер. И протянул прут с насаженной на него рыбиной.

Я взял, сдернул кожу вместе с чешуей, втянул горячее нежное мясо и лишь потом спросил:

— Ты как здесь? Откуда?

— Бозуллин смотреть. Кай бежать. Бозуллин бежать тоже. Быстрый! — ткнул он в меня пальцем, будто обвиняя.

— Зачем?

Смешивая слова на бриттском и нордском, Живодер объяснил, что ему скучно, а со мной весело, и можно подраться. Еще после первого боя раны не залечил, а уже рвется новые отхватить. И вот что с ним делать? Убивать вроде бы не за что, прогонять — не уйдет, с собой брать — так зачем мне рунный бритт в Сторборге? Достаточно и моей приметной рожи, а тут еще шрамированный с пяток до шеи бритт на пятой руне.

Я попытался объяснить ему, что в Сторборге у меня враг, и что сам Живодер будет только мешать, но то ли моих знаний языка не хватило, то ли соображалки у бритта… Он лишь скалился и мотал головой.

— Тебя убьют. И меня заодно, — вздохнул я.

— Нет! Не убить! Домну любить Бозуллин! Бозуллин любить Домну, — радостно поведал Живодер.

— Совет вам да любовь.

Перво-наперво я хотел проведать Тулле. Кто знает, как сложится с Крысом? Может, придется удирать со всех ног? Потому мы с Живодером сделали большой крюк, обошли город стороной, едва не зацепив болото, даже чуток перестарались. Два дня мы обшаривали местные леса в поисках жреческого шалаша, но он будто сквозь землю провалился. Стены Сторборга — вот они. Деревни — тоже на месте. Рощицы, ставшие прозрачными после листопада, есть, а шалаша нет.

Неужто жрец настолько умел? Отвел глаза не только мне, но и моему спутнику?

Когда я едва не попался на глаза всадникам, с гиканьем промчавшихся мимо такой рощи, подумал, что не стоит гневить судьбу. Знать, жрец не просто так запретил приходить. И если я продолжу его искать, то на меня наткнется кто-то из конунговой дружины, а из-за ворожбы жреца еще и знакомый с моим обличием.

— Живодер! Бозуллин! — оглянулся я, решив уйти. Но полоумного бритта нигде не было видно.

Впрочем, он скоро появился, да еще и не один.

— Кай! Он говорить! Он знать!

Живодер с довольной ухмылкой волок за собой бритта, приставив к его горлу нож. Вот же… фоморов выродок! Но раз уж притащил, так не отпускать же его.

— Язык нордов знаешь?

Перепуганный мужчина часто заморгал глазами, боясь шевельнуть головой.

— Где жрец?

— Ка… какой жрец? Тут в Сторборге много жрецов, — едва открывая рот, сказал бритт.

— Мамиров жрец. В шалаше жил. К нему только норды ходят.

— Колдун? Черный колдун? Так ведь он это… ушел. И седьмицы не прошло, как ушел.

— Один?

— Не… не знаю, — бритт покосился на Живодера. — Сам-то я не видел. Знаю, что ушел, а куда, с кем не знаю.

— Знаешь Эйвинда Хорька?

Бритт и вовсе с лица спал, дернул было рукой, но Живодер скользнул ножом выше по горлу, и раб замер.

— Так знаешь?

— Слышал. Про него многие слышали.

— Где его земли?

— Этого не знаю. Он никогда своих рабов не продает, не отпускает, только покупает.

Я кивнул напарнику, мол, наговорился. И Живодер с той же ухмылкой вонзил нож бритту сзади в шею, перебив позвоночник, тот даже пискнуть не успел, затем прощупал ребра и вдавил нож в грудь.

— Ты чего делаешь?

— Плохой бритт. Нет польза. Солнце молить.

Живодер дернул у мертвеца ворот рубахи: на шее висел грубо вытесанный из дерева кружок на тесьме.

— Нет польза. Нет Домну. Солнце вот тут, — и потыкал в голову раба.

Затем он перешел на бриттский, и из его путаных объяснений, из которых понимал не больше половины, я вывел, что Домну любит Живодера, потому не позволит ему так просто помереть. А меня Домну не любит, но интересуется, потому если я буду веселить Бездну своими выходками, то буду жить, а как только стану скучным — помру. А мертвый бритт — не бритт вовсе, и была бы воля Живодера, он бы поубивал их всех, ибо люди, отказывающиеся от силы, хуже нордов.