Хрокр сощурился, вгляделся в меня.

— Ты тот малец? Из пришлого хирда?

Я напрягся, чуть повернул топор.

— Так ты же и спалил! Разве нет? Я не жег! — Спесь ушла из его голоса. Теперь он говорил быстро, с мольбой. — Клянусь бородой Фомрира, не жег. Потому так и разозлился: не нравится, так не живи, а жечь-то зачем? А если ты за серебром пришел, так я отдам! Все отдам! Жена, неси серебро!

Простоволосая баба, уже не такая наглая, как в прошлый раз, вышла из-за перегородки и положила на край стола рубленое серебро марки на три.

— Если ты не жег, так и спрос не с тебя, верно? Хочешь, я завтра пойду к конунгу и попрошу за тебя? Он отменит изгнание. Просто я, дурак, подумал, что больше ведь и некому дом палить. Знать, у меня и другие враги есть.

— Второй вопрос. Где земли Эйвинда Хорька?

— Что? Эйвинда? Я… я не знаю.

Я смотрел на его трясущуюся куцую бородку, на глаза в желтом сонном гное и не находил в себе гнева. Я не злился на Хрокра. Он был того недостоин. Но жить он тоже недостоин.

Сзади подошел Живодер, завязывая штаны. Баб-бриток больше слышно не было.

— Ты хочешь? — спросил он на бриттском. — Я тут постою.

— Убей его, — сказал я на нордском. — Мне толку никакого, а ты, может, руну получишь.

Бритт понял всё с первого раза, вытащил топорик и шагнул к Хрокру. Живодер был на той же руне, что и Хрокр, только без брони и доброго меча, но от страха трясся не он.

— Стой! Стой! Эйвинд. Хорек. Я сам там не был, — заверещал хозяин. — Но мой брат однажды провожал Эйвинда. Сказал, что они шли день на лошадях на восток от Сторборга. Один раз перебирались через реку. Там крестом три улицы, а посередине дом самого Эйвинда, и на каждой улице стоит высокий дом — храм Солнца. Такого больше нигде нет. Ты сразу узнаешь, коли увидишь. Он… он всегда на зиму уезжает туда. Может, уже уехал.

Я молчал. Живодер будто бы и не слышал слов Хрокра, занес топор над головой и сделал вид, что вот-вот рубанет сверху. Норд поднял меч кверху. Но бритт вместо прямого удара резко наклонился, увел топор по широкой дуге вниз и вогнал лезвие в щиколотку Хрокра. Тот упал, как подкошенный. Живодер расхохотался, пнул его в пах и не спеша забрал меч. Крутанул трофей в руке, предложил мне, но я отказался. Топором сподручнее.

Бритт не торопился с убийством. Он обошел вокруг воющего Хрокра, резанул по второй лодыжке, сделал еще круг.

— Железо? — спросил он, указывая мечом в кольчугу. — Мне не надо.

Я кивнул. Тогда Живодер отложил меч в сторону, нежно приобнял Хрокра со спины, посадил его и, не обращая внимания на его крики и жалобы, стащил кольчугу. Затем бросил ее мне.

— Я же все сказал! Я не жег! О боги! Клянусь Фомриром, Скириром и Мамиром, не жег! Я не знал, что это не ты! Пощади! — стонал Хрокр.

Меня замутило от его криков. Пятирунный, но не воин! С яйцами, но не мужчина. Он был жалок. За перегородкой вопила и рыдала его жена, а позади по-прежнему все было тихо. Я оглянулся и увидел убитых женщин, только одна девка сидела с широко распахнутыми глазами, прижимая одеяло к груди. Почему не кричала? Я подошел ближе, увидел, что в ее рот вогнана тряпка и она еле-еле дышит, но даже не пытается вытащить кляп.

От этого мой член вдруг напрягся и налился желанием. Я сдернул с девки одеяло. Рубаха на ней была порвана, так что я разглядел и тонкие ключицы, и впалый живот, и большие чуть отвисшие сиськи. Крики боли Хрокра, стон и причитания его жены, еле слышное бормотание Живодера — всё это лишь придавало остроты ощущениям. Я одной рукой распутал завязки на штанах, приспустил их, затем все же отложил топор в сторону и схватил девку промеж ног. Там было кудлато и горячо. Сжал чуть сильнее, ее глаза расширились от боли, она захрипела, замотала головой, уперлась тонкими ручонками мне в грудь.

А ведь сейчас я мог не беречь рабыню! Всё равно мы не оставим ее в живых. Эта мысль распалила меня еще сильнее.

Может, вытащить кляп? Нет, так даже лучше. Так лучше.

Я сдернул остатки ее рубахи, жадно оглядел худое тело, медленно провел рукой от горла до низа живота, затем схватил за зад и стащил девку пониже. А потом рывком вошел в нее. Она зажмурилась, по ее щекам потекли слезы.

Бормотание Живодера стало громче. Крики Хрокра тоже. Что бритт там вытворял? Учился вырисовывать шрамы на теле?

Рабыня подо мной трепыхалась, царапала грудь, а я сжимал ее бедра и вбивал себя в нее глубже и глубже. Ее голова и плечи бились об стену. А потом она затихла.

Я вынул член, вытерся одеялом, завязал штаны и положил руку на грудь девки. Ее сердце все еще билось. Пусть.

Живодер все еще возился с Хрокром. Он снял кожу с груди, срезал мясо с ребер и задумчиво смотрел на обнажившиеся кости.

— Зачем? — поморщился я.

— Сердце, — пояснил полоумный бритт. — Не фомор, да, но пять рун. Взять сердце… — и непонятно поводил руками.

— Целое? Без ран?

— Да.

— Заканчивай! Скоро светать начнет. Надо уходить.

Сказал, а сам перешагнул через тело Хрокра, зашел за перегородку, схватил его жену за горло, слегка стукнул ее затылком о стену и спросил:

— Где серебро? Доставай.

— Не… не… — захрипела было она.

Тогда я выволок ее в зал и показал окровавленное тело мужа. Живодер как раз приступил к выламыванию ребер. Она задергалась, захлебываясь слезами и рвотой.

— Если не скажешь, отдам тебя ему.

— Да… да.

Я разжал руку, и она, стараясь не глядеть на мужа, скользнула обратно за стену, открыла ключом сундук и отошла в сторону. Ого, кажись, быть грабителем не так уж плохо! Но я пришел сюда не грабить, а мстить, и серебро — это лишь трофей за праведное дело. Так что я сдернул одеяло, сложил туда добычу и скрутил узлом.

— Что еще? Оружие? Броня?

Женщина испуганно сжалась, но выдавила:

— Нет. Больше нет. Всё сыну отдали, всё ему.

— Говори! — крикнул я и ударил ее по щеке.

Она вскрикнула, но не шелохнулась.

— Живодер! Хочешь еще одно сердце?

— Нет! Нет! Я всё отдам! Всё отдам.

Она кинулась к дощатому настилу вдоль стены, с усилием потянула одну доску, но не смогла ее вытащить. Тогда я поддел доску топором и вывернул. Там оказался еще один схрон, в котором лежало не только серебро, но и несколько золотых вещиц. На корабль пока не хватало, но ведь Хрокр — это только начало.

— Пощади меня! Молю милостью Орсы, — взмолилась женщина, упав на колени. — Я все показала, все отдала! Клянусь Орсой!

— Бозуллин! Ты долго? — проигнорировал я ее мольбы. Пора уходить!

Живодер показался в проеме с трепыхающимся сердцем в руке. Бритт казался довольным собой.