как взрослые, а потом вечером я бы приготовила что-нибудь на неделю (что-то экономное и недорогое, потому как я скоро стану безработной и тогда мясные блюда останутся только в мечтах), приняла бы ванну и легла спать.

Вместо этого в одиннадцать часов, только я вернулась с прогулки с мокрыми и грязными собаками, на пороге объявляется Саймон.

– Ты что здесь делаешь? – удивилась я. – Что-то с Питером?

– С ним все окей. Опять нагрянули его зловонные дружки. Орут, играют в комп, у одного такие вонючие ноги, не знаю, удастся ли после него квартиру проветрить, всю еду сожрали, молоко кончилось. А так Питер в порядке. Я пришел с тобой повидаться.

– Зачем это? Мы бы повидались позже, когда я к вам приду.

– Да, только я хотел с тобой поговорить. Наедине.

Ага, вот оно что. Начинается. Вот тут он начнет выкатывать свои предъявы за то, что нянчится с Питером. Я это знала.

– Ну что ж, заходи, – со вздохом сказала я. – Поможешь собак обсушить.

Я решила, что прежде чем он начнет предъявлять свои претензии, я им хотя бы попользуюсь, пусть немножко попотеет. А то ему и так по жизни все легко дается. Чтобы не дать ему слова сказать, я только и делала, что вытирала собак и разговаривала с ними (кто-о-о хороший мальчик? Кто-о-о мой милый мальчик? Кто-о-о? А-а-а? Кто-о-о такой грязнуля? Кто-о-о у нас вонючка? Кто-о-о? Во-о-от кто-о-о!). Пусть подождет, пока я закончу с грязными собаками, а то как обычно промямлит что-то свое, пока я занята другим, но сегодня придется ему подождать, пусть потом скажет мне все в глаза.

Затем я стала заваривать чай, искать печенье (и даже хотела найти салфеточку для тарелочки с голубой каемочкой, только бы поиграть на его нервах) – наконец мы устроились за кухонным столом, а у наших ног лежали мокрые пахучие собаки, так как я их не пускаю в гостиную, пока они полностью не обсохнут.

– Ну что ты хотел мне сказать? – наконец сжалилась я над ним: чем дольше я затягивала, тем более удрученным становился Саймон. – Что такого важного ты хотел мне объявить, что даже оставил нашего увечного ребенка на попечении его зловонных дружков-недорослей и приперся ко мне воскресным утром?

Саймон набрал воздуха в легкие для храбрости и заявил: «Я хотел тебе сказать все сам. Я не хочу, чтобы ты об этом услышала из вторых рук или тебе потом дети донесли. Это насчет Мариссы и меня».

Ах, вот оно что. Помолвка, полагаю. А потом, несомненно, продолжительный медовый месяц, за которым последует благая весть, что Марисса станет мамой. После тех выходных, что я сидела с Эдвардом, я не могла не почувствовать определенного злорадства от того, что Саймону в его-то возрасте придется опять нянчится с малышом.

– Не волнуйся. Я подписала все бумаги на прошлой неделе и отослала их адвокату. Юридически ты абсолютно свободен уже сейчас, – добродушно ответила я.

– Что? А, я даже не смотрел еще свои бумаги. И в этом вся проблема. Дело в том, что Марисса и я расстались.

Ого!

– И кто кого бросил? – во мне проснулся бесчувственный подросток. И какой вариант лучше? Мисс Самовлюбленная Вертихвостка бросает Саймона или Саймон отшивает нудную стерву?

– Разве это имеет значение? – удивился Саймон.

– Она тебя бросила, да?

– Нет, если тебе это так важно, то я прекратил наши отношения. Но ведь нам не четырнадцать лет, и потому не так уж и важно, кто кого бросил.

По мне, так это самое важное – ну бог с ним, пусть Саймон выскажет свою точку зрения.

– А почему? – спросила я.

– По ряду причин. Но в основном из-за Питера.

– Из-за Питера? При чем тут Питер?

– Ей очень не нравилось, что Питер живет у меня. Первая неделя была еще сносной, но потом она как зарядила пилить меня, видите ли присутствие Питера осложняет наши отношения, это так напрягает, она каждый день капала мне на мозги, почему это мой сын находится в моей квартире. Еще бесилась, когда ты к нам приходила. Просто остервенела с самого первого дня, когда я, оказывается, не спросил у нее разрешения на то, чтобы мой сын пожил со мной в моей квартире, представь? А мы же с ней даже еще официально не съезжались. Она же все еще живет у себя на квартире. Я же не к ней жить с сыном приехал, так? Короче, вчера все вышло из-под контроля.

– Сочувствую. Плохи дела, но я могу ее понять: когда на твою голову сваливается подросток со всеми вытекающими, а ты привык жить в свое удовольствие, то приходится нелегко.

– А почему ты ее поддерживаешь? Ты же терпеть ее не можешь. Вот не надо сейчас рационализировать ее поведение.

– С чего ты взял, что я ненавижу Мариссу? Мы просто с ней по-разному смотрим на некоторые вещи.

– Ты ее ненавидишь. Ты же с трудом скрываешь свою неприязнь, тебе никогда не удается прятать свои чувства, ты же всегда натягиваешь резиновую улыбочку и долдонишь на все расспросы «Все хорошо!». Ты ее ненавидишь!

– А что ты ко мне пристал? Проблема же не во мне и Мариссе, проблема в тебе и Мариссе. Что там у вас случилось?

– Ты была права, – надрывно сказал Саймон. Ой, как же приятно это слышать, чуть не описалась от радости. Я люблю, когда я оказываюсь права, а Саймон редко это признает, хотя я права всегда. Ну, почти всегда. А в чем я была права на этот раз?

– Что произошло? – едва скрывая довольную улыбку повторила я.

– Она-таки хотела ребенка. Вчера она такой скандал закатила, типа если у нас будет ребенок, то я не смогу поступать эгоистично и сваливать ей на голову своих детей, когда мне вздумается. А я ей говорю, с каких это пор ты говоришь о нас и наших общих детях, ведь ты же детей не хочешь? А она мне высказывает, что она не зарекалась вообще не иметь детей и, конечно же, как каждая женщина хочет иметь собственных детей, но не прямо сейчас. Но ведь, черт подери, она же все время твердила, что ни за что и никогда не будет заводить детей – она же всю дорогу разглагольствовала, как же перенаселена планета, а теперь она все отрицает и говорит, что об этом и речи не было. И еще я ей сказал, чтобы она не относилась так к моему сыну. И даже если у нас будут общие дети, то Питер все равно останется моим сыном и