я. – Тем не менее вот мы снова одни. Хотя, я так думаю, что лучше быть одной, чем вместе с кем попало. Я как будто немного… потеряна, что ли. Знаешь, Саймон, дети ведь растут. И я не знаю, кто я теперь. Я-то надеялась, что со временем все прояснится и я буду уверена в том, кто я есть и куда я двигаюсь. Но я вообще уже ничего не понимаю, в первую очередь не пойму, кто я такая. Но я точно знаю, что нельзя быть с тем, кто тебе не подходит. А уж противник собак мне точно не подходит!

– Голубя помнишь? – спросил Саймон.

– Которого ты привез в Эдинбург на поезде, из дома своей бабушки в Хэмпшире? Когда я вскользь упомянула, что хочу завести себе розовую голубку, а сама понятия не имела, дура, что боюсь голубей.

– Тот самый. А как так получается, что голубей ты боишься, а куриц – нет?

– Без понятия. Просто голуби сильно хлопают крыльями. А курицы не летают и крыльями сильно не машут. А ты полагаешь, что я не должна осуждать его за неприятие собак, как тогда ты меня не осудил за нелюбовь к голубям?

– Да тьфу на него! – отмахнулся Саймон. – Просто тогда нам казалось все таким сложным, помнишь? Как жить – непонятно. Хотя на самом деле все было просто, если бы мы только знали. И нам казалось, что с возрастом все станет проще, а все, наоборот, только усложнялось. Помнишь, как ты визжала, когда открыла коробку?

– Ага.

– Орала так, что лучше бы я голову Гвинет Пэлтроу в коробке привез, чем живого голубя. Всю дорогу меня пилила, что я не романтик, неудивительно, что после такой твоей реакции я больше не стремился совершать грандиозных романтических поступков.

– Однако это было очень романтично.

– Да уж, после того, как ты орать перестала. Вот тогда я впервые признался, что люблю тебя.

– Да, точно, так оно и было.

– Помнишь, песня еще была такая, в ней строчки «Ты помнишь, как все начиналось, забыла, чем это закончилось»?

– Pulp. Это их песня, она так и называется «Ты помнишь, как все начиналось?». Я всегда думала, что они поют про неудачный первый секс.

– Ну, это я тоже помню.

– Что, правда? Мы же тогда поддатые были.

– Я много чего помню. Помню, как…

– Па-а-ап! – заорал Питер. – Пап, я жрать хочу, и нога болит. Принеси мне Doritos!

– Съешь яблоко! – заорала я в ответ. Перебил на самом интересном месте. Что же там такое еще помнил Саймон?

Понедельник, 22 июля

На работе началась медленная, но верная выбраковка. Простите, я имела в виду «собеседования по оптимизации». Меня тоже вызвали на ковер с большими боссами и попросили обосновать наличие позиций всех сотрудников в отделе. Мне казалось, что я отлично справилась с этим. У меня в отделе тунеядцев нет, каждый на хорошем счету, каждый вносит уникальный вклад, и мы бы просто не смогли работать без каждого члена моей команды, уж я на все лады расписывала и расхваливала каждого моего сотрудника. Я была очень довольна после этого разговора, ведь я сделал все, что могла, чтобы сохранить эти рабочие места. Позже, однако, я стала сомневаться, а может быть, я неправильно все поняла? Может быть, вместо того, чтобы рассказывать, какая усидчивая Лидия, какой работоспособный Джеймс, креативный Том и внимательный к деталям Лайам, мне надо было о себе говорить? Потому что именно из-за меня они так хорошо работают и отдел в целом преуспевает, и если бы не я, то все бы пошло к чертям собачьим, и, вероятно, все это только благодаря мне, такой производительной и незаменимой Эллен. Но я даже и словом не обмолвилась о том, что же я сделала для отдела, вот будет умора, если всем сохранят их работу, а меня уволят.

Я решила спросить у Саймона, что он думает, когда опять пошла навестить Питера, который упрямо отказывается возвращаться домой. Джейн вовсю осваивает его жилое пространство, проводит замеры и гуглит встроенные шкафы. Саймон задумался.

– Они спрашивали про твой вклад? Что ты делаешь на проекте?

– Напрямую нет. Спрашивали, какие у меня отношения со всеми, как мы все ладим друг с другом, но лично обо мне вопросов не было. Может, надо было лезть напролом и все время на себя сворачивать разговор, и неважно, о чем они спрашивают, мне, может, надо было сводить все к себе, чтобы у них сомнений не оставалось, какая я незаменимая?

– Не думаю, что так было бы хорошо. Если их интересовали другие и как они работают, похоже, что ты ответила на их вопросы. А если бы ты дула в свою дуду, то могло бы показаться, что у тебя нет инсайтов и понимания групповой динамики и что ты думаешь только о себе, а, как нас учили, «в слове команда нет буквы “я”». С другой стороны, если они реально помешаны на внутрикорпоративной конкуренции, то, возможно, от тебя ожидалось, что ты начнешь топить других и спасать себя, ну чтобы показать, как ты стремишься наверх. Ну, я не знаю, Эллен, меня же там не было. Они-то сами что сказали?

– Они все премилые люди. И Эд был с ними. Он раньше был моим боссом – нормальный мужик. Не думаю, что он стал бы блефовать и подыгрывать и нашим, и вашим.

– Ну тогда, наверно, ничего страшного. А если нет, то ничего уже ведь не исправишь. Так что расслабься и выпей вина.

– Это в понедельник вечером-то? – благочестиво удивилась я. Как будто сама не планировала добраться домой и напиться, чтобы забыться. Подумалось, как странно, что после всех тех лет, в течение которых наши с Саймоном разговоры в основном крутились вокруг того, остался ли в холодильнике йогурт для обеда в школу и кто опять сожрал весь йогурт, теперь вдруг мы с ним начали вести нормальные взрослые разговоры о работе и карьере.

– Ну а почему бы и нет? Ты на себя посмотри, тебе же надо выпить.

– Но я же за рулем.

– Джейн может приехать за тобой. Пусть уже начинает приносить пользу и отбивать бабки за машину, а то, я так понимаю, работу она до сих пор не нашла?

– Нет еще, она собиралась устроиться в паб, там была вакансия в баре, но она так занята, все шопится, снепчатится и инстаграмится, весь мир же должен увидеть ее последний бьюти-лук.

– Позвони ей, пусть приедет на ужин. Ты ведь остаешься на ужин?

– А что ты готовишь?