– Да. Совершенно верно. – Джейн глубоко вздохнула и вспомнила его первый вопрос. – Я решила, что Атоу шпион, потому что Фредерика берет уроки французского, которые ей не слишком нравятся. К тому же, рассказывая мне о французском корабле, Атоу внимательно следил за моей реакцией, а потом буквально удрал при появлении мистера Смита.

Глаза Блэкберна погасли. Он был разочарован:

– Это еще не показатель. Многие бегают от мистера Смита. Уперев руки в поясницу, Джейн думала, говорить ему или нет, и решила, что нужно. Он не поверит, но попытаться все-таки стоит:

– Я художница. Я наблюдала за ним прошлой ночью и, уверяю тебя, его характер и моральные принципы вполне допускают убийство. Он и есть твой шпион.

Блэкберн молчал и внимательно смотрел на нее. Почему человек, который всю жизнь полагался на доводы рассудка, должен доверять силе наблюдения?

– Хорошо. Я понял. Спасибо за твою мудрость. – Он сделал глубокий вдох, потом попытался смягчить ее досаду. – Я бы не стал спрашивать тебя о нем, если бы это не было так важно.

Пошарив по полу, Джейн нашла свои тапочки.

– Знаю.

– Я бы даже никуда не ехал сегодня вечером, если бы это не было так важно.

– А почему бы и нет? – Джейн натянула тапочки и скользнула мимо него. Открыв дверь, она позвала Мойру. Обернувшись, она увидела, что Рэнсом все еще здесь, и сказала:

– Правда, Блэкберн. Я думаю, нам не о чем говорить.

Это был самый несчастный день в ее жизни. Еда застыла на подносе рядом с ее локтем, пока она, раскинувшись, задумчиво сидела на стуле. Из каких-то мазохистских побуждений она выбрала для этого ту самую библиотеку, куда приходила объясниться с Блэкберном одиннадцать лет назад.

Комната совсем не изменилась. Вдоль стен стояли ряды книг; раритетные картины и умело расставленные статуи дополняли обстановку. За открытыми двойными дверями виднелся сад, маленький и ухоженный. Воздух был наполнен пряным ароматом гвоздик.

В этой комнате ее глазу художника было на чем отдохнуть. Однако здесь Джейн было неуютно. В других комнатах ей было еще тяжелее. Ничто ее не радовало. Она думала, что открытие, сделанное прошлым вечером, унизило ее, но сегодня все было еще хуже. Ибо она поняла, что предательство Блэкберна уже не имеет никакого значения. Ей хочется видеть его, хочется знать, что он делает.

Что может быть печальнее, чем бывшая старая дева, жаждущая любви своего охладевшего мужа?

Яркие лучи заходящего солнца освещали темно-красную папку из кожи. Джейн неторопливо рассматривала эскизы, пытаясь найти лицо или сцену, способную ее заинтересовать. Если бы она только могла заставить себя подняться, подойти к мольберту и закончить один из этих рисунков... Она остановилась на мучительном для нее наброске, изображающем «Вирджинию Белль». Даже он, несмотря на все неприятности, которые принес, оставлял ее сейчас равнодушной.

Взяв карандаш и чистый лист бумаги, Джейн набросала портрет Фредерики с острыми зубами и колючей шерстью, затем смяла его и отбросила в сторону. Несчастная женщина не заслуживала этого; если утверждения Джейн об Атоу верны, то он тщательно скрывает свою истинную сущность. Он грубо обращается с Фредерикой, отсюда ее нездоровое, нервное поведение. Джейн подумала, что он, наверное, даже бьет жену.

Просматривая портреты, Джейн нашла тот, который сделала после их первой с Атоу встречи на балу у леди Гудридж.

Жестокость угадывалась в обвисшей челюсти и безвольных губах, в глазах сверкала всепоглощающая жадность. Джейн тогда этого не замечала. Почему она должна была что-то в нем видеть? Это же не Блэкберн. И никогда им не был.

Клыки и звериная шкура больше подошли бы к этому лицу. Джейн широкими штрихами подрисовала их и ухмыльнулась, глядя на результат.

Раздался негромкий стук в дверь, и сердце Джейн подскочило. Блэкберн. Это, наверное, Блэкберн. Поднявшись, она взяла в руки папку, оправила юбки и сказала:

– Да?

Дверь открыл дворецкий Вент:

– К вам посетитель, миледи. Прикажете просить?

– А, посетитель, – она лишь разочарованно смотрела, не зная, что сказать.

– Ну, давайте же, мисс Хиггенботем, примите меня. – Атоу обошел лакея. – Ты можешь идти, – махнул он Венту рукой.

Дворецкий спокойно ждал распоряжений хозяйки.

Джейн быстро оценила ситуацию. Да, Атоу шпион, и, возможно, Блэкберн скоро попытается арестовать его. Но она не заблуждалась относительно того, что это произойдет не по ее совету. Нет, в поисках доказательств Блэкберн будет рыть носом землю, пока Атоу благополучно удерет из страны.

Захват того французского корабля напугал его. Но даже если Атоу почувствует, что его заманивают в ловушку, то не поверит, что Джейн видела его насквозь. И может быть, – только лишь может быть, – ей удастся убедить его, что все идет хорошо.

– Да, – сказала она Венту. – Можешь идти. Тот стоял неподвижно.

– Миледи, вам подать чего-нибудь освежительного? Если Атоу хочет пить, она угостит его.

– Милорд?

– Нет, благодарю. – Атоу протестующе замахал руками. – Я не могу оставаться на пороге.

Джейн с беспокойством смотрела, как он заходит в комнату. На нем был дорожный костюм. Дурной знак.

– Итак, ваша мечта осуществилась, – сказал он. – Вы вышли замуж за Блэкберна и счастливы, как ни одна женщина в мире.

Джейн не понравился его тон, и она взглянула на портрет в своих руках. Раздражение, изображенное на нем, сейчас отразилось на лице Атоу. Его что-то мучило.

– Мы недавно поженились.

– Но его здесь нет. – Атоу, крадучись, приблизился к ней, и Джейн почувствовала исходивший от него запах бренди. – Он сейчас у Фейрчайлдов, ухаживает за вашей племянницей.

– На самом деле он не ухаживает за ней, а просто... – «Охраняет ее», – подумала она про себя.

Нет, так говорить нельзя.

Но даже если Атоу догадался о том, что она думает, он ничего не сможет сделать Джейн в ее доме, в такой безопасной обстановке.

Если не считать того, что он стоял чересчур близко и смотрел на нее слишком пристально.

– Вы смотрите на меня своими зелеными глазами, – сказал Атоу, – и я вижу в них только обвинения.

Джейн отшатнулась, затем взяла себя, в руки. Он не может знать, что она подозревает его в предательстве и шпионаже.

– Что вы имеете в виду?

– Я оставил вас, когда открыли эту проклятую статую, и с тех пор вы не простили меня.

Джейн приложила папку к груди. Так не было видно портрета, к тому же папка защищала ее, как щит.

– В самом деле, Атоу, меня это особо не волновало.