Польский и харбинский приказы еще больше упростили процедуру принятия решений, впервые введя в практику НКВД «альбомный» порядок осуждения с тем, чтобы одним росчерком пера можно было решить судьбу сразу нескольких десятков человек. На каждого арестованного по национальным линиям составлялась короткая справка с предложением о приговоре (расстрел или заключение в лагерь на 5-10 лет), справки комплектовались в специальные списки-альбомы, которые подписывали начальник УНКВД и местный прокурор. Затем альбом направлялся в Москву, где окончательное решение выносила так называемая «двойка», комиссия, состоящая из наркома внутренних дел Н. Ежова и прокурора СССР А. Вышинского. По возвращении альбомов на места приговоры приводились в исполнение. «Национальная» линия репрессий курировалась третьим отделом НКВД (борьба со шпионажем), «кулацкая» – четвертым (борьба с внутренней контрреволюцией).

В Карелии работа по «ликвидации антисоветских элементов» активно началась сразу после февральско-мартовского пленума, и о развертывании массовых операций в республике можно говорить уже начиная с марта 1937 г., т. е. почти за пять месяцев до выхода приказа № 00447. Со второй половины марта 1937 г. из Петрозаводска потоком шла информация в ЦК о перестройке партийной работы и одновременно о фактах «оживления буржуазного национализма». Буквально за месяц были вскрыты и ликвидированы «фашистские националистические группы террористов-финнов» и «контрреволюционные шпионско-вредительские повстанческие организации» во всех пограничных районах республики, в тресте «Кареллес», Наркомземе[698]. Бывший председатель Карельского Совнаркома Эдвард Гюллинг продолжал еще жить и работать в Москве, однако специальным постановлением бюро обкома 26 марта все колхозы и улицы, носящие его имя, были переименованы[699].

Вообще расчленить «кулацкую» и «национальные» операции трудно: многие дела представляли «внутреннюю и внешнюю контрреволюцию» как единую угрозу, и самый наглядный пример тому – дело «о контрреволюционной националистической организации в Карелии» (условное название «дело Гюллинга-Ровио»)[700]. Первая сводка по этому делу была отправлена в Москву в конце июля 1937 г. Список членов организации, еще не названной пока «финской», состоял из 50 человек, и все они, за исключением карелов Поттоева и Ющиева и вепса Макарьева, были именно финнами. Интересно, что, называя руководителей организации, карельский нарком внутренних дел Карл Тенисон просил начальство арестовать в Москве Эдварда Гюллинга и Густава Ровио «с последующим направлением в наше распоряжение»[701]. Это была явно местная инициатива – в Петрозаводске просто не знали, что Ровио находится в тюрьме уже три недели, а Гюллинг – две.

Официальный отсчет массовых операций начался в Карелии с 5 августа 1937 г. Каждые 5 дней в Москву, в 8-й отдел ГУГБ НКВД (учетный), отправлялась телеграмма со сведениями о количестве арестованных и осужденных тройкой, и, судя по этим данным, только за первый месяц операции (с 5 августа по 5 сентября 1937 г.) было арестовано 728 человек[702].

26 сентября на пленуме обкома партии председатель тройки, начальник НКВД Карл Тенисон докладывал об операции по ликвидации в Карелии «организации контрреволюционных буржуазных националистов». Организация эта, по словам Тенисона, была одной из самых разветвленных и существовала с 1920 г., с момента приезда в республику Гюллинга и других красных финнов. Именно они стали создателями «националистического центра», позднее в него вошел Ровио, и «расстановка сил в республике целиком оказалась в руках националистов». Гюллинг и Ровио добивались расширения вербовки иностранцев, настаивали, чтобы перебежчикам, находившимся в ссылке и лагерях, было дано разрешение на переезд в Карелию. Что касается американских финнов, то «они неплохо жили и за океаном, были там подрядчиками, а здесь соглашались работать простыми рабочими… Ясно, что они приезжали с определенной целью, устраивая через своих жен легальную связь с заграницей». Главной задачей «центра» являлось, конечно же, присоединение Карелии к Финляндии и «реставрация капитализма путем интервенции». С этой целью в различных местах якобы создавались опорные базы, где были сосредоточены антисоветские элементы, финперебежчики и американские финны (Кондопожский бумкомбинат, Петрозаводская лыжная фабрика, Матросы, Вилга). Главной опорной базой, по утверждению Тенисона, стала Кондопога, всего же повстанческие организации были вскрыты в 11 районах Карелии. «Основным ядром» на случай вооруженного восстания должна была стать Егерская бригада, кроме того, в отдельных местах создавались специальные военизированные отряды. Центральный отряд находился в Петровском районе и должен был «в момент военных действий захватить Вохтозерский тракт, отрезать Петрозаводск и дать путь финским войскам». Повстанческие организации занимались также националистической пропагандой, шпионажем, вредительством «во всем народном хозяйстве Карелии», готовили террористические акты, «посылая в Москву, под видом стахановцев леса, террористов, которые старались попасть на прием к тт. Сталину и Молотову». По мнению Тенисона, работа по ликвидации «националистического центра» предстояла еще большая[703].

Все мероприятия по борьбе с внешней и с внутренней контрреволюцией планировалось, как уже отмечалось, закончить в три, максимум четыре месяца, однако уже первые недели показали, что многих руководителей на местах ни сроки, ни цифры, определенные ежовскими приказами, не удовлетворяли. В ЦК ВКП(б) и НКВД СССР пошли телеграммы с мест с просьбами увеличить число репрессируемых, особенно по первой категории. Карелия также не осталась в стороне от этого «почина», и центральное руководство охотно шло навстречу пожеланиям с мест[704]. В результате к 20 ноября, когда сроки проведения операций подходили к концу, республиканская тройка вместо 300 приговорила к расстрелу 1690 человек (72 % всех осужденных)[705].

Однако в целом с принятием основных приказов карельское руководство оказалось в достаточно сложном положении. Основными контингентами, «разрабатываемыми» 3-м и 4-м отделами УНКВД, были финны и карелы, приказы же предписывали заниматься поиском немцев, поляков, латышей, эстонцев, численность которых в республике (не говоря уж о «харбинцах») была весьма невелика[706]. Рассылая в районы директивы по национальным приказам, Карл Тенисон одновременно продолжал требовать от подчиненных вести «тщательный учет всех финских националистических элементов, прежде всего из числа политэмигрантов, бывших социал-демократов, бывших членов ФКП и ВКП(б), финперебежчиков, финно-американцев и шведов»[707]. В Москву же от него шли жалобы на отсутствие официальных директив по финской линии. Проект приказа НКВД СССР о проведении финской операции был разработан, причем его автор – комкор Михаил Фриновский – предлагал не ограничиваться репрессиями против финнов, а провести их «и среди карельского и вообще финно-угорского населения»[708]. К счастью, приказ так и не увидел свет, вероятно, потому что одновременно велась работа по подготовке латышской операции, которая началась с 3 декабря 1937 г.[709] 14 декабря она была распространена и на финнов, после чего «финская линия» в национальных операциях Карелии стала главной уже официально.