Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятнадцатилетний Люк Фостер – Весы, хоккейный полузащитник, периодически вынужденный бороться с позорными вихрами надо лбом, и ярый фанат (оригинальных) «Звездных Войн» – залез в бардачок материнского «Сааба», вытащил влажную салфетку с алоэ вера и протянул ее матери. Было утро пятницы, и они припарковались в паре кварталов от государственной школы, которая должна была стать его альма-матер.
Он ушел из колледжа Святого Грегори на день раньше положенного, без слез и прощаний. Он ни капли не хотел уходить под жалостливыми взглядами прежних приятелей, чьи родители были докторами, или владельцами огромных состояний, или бизнесменами, или занимались добычей жемчуга и платили за их учебу реальными деньгами, а не сказками о воображаемом наследстве. Его однокашники из частной школы, в своих блейзерах, канотье и красно-синих галстуках, будут по-прежнему участвовать в гребных гонках, вроде Главы Реки[84], ходить на частные уроки игры на виолончели или тенорной трубе и продвигаться к гарантированному месту в Группе восьми[85]. А он – нет. Он будет искать свою дорогу в жизни, надев желтую рубашку-поло.
– Мне так жаль, – всхлипнула его мать, Марианджела. – О, Люки, мы хотели для тебя только самого лучшего. Правда.
За два года, что он провел в колледже, его ни разу, ни на секунду, не посетила даже мимолетная мысль о том, как могут его родители позволить себе оплату обучения. И он, и его младшие братья, которые все еще ходили в начальную школу, а потому избежали всей этой неразберихи, были записаны в привилегированную школу для мальчиков с пеленок. Может, отчасти поэтому он был уверен, что у родителей есть какой-то план по сбору средств на обучение. И, хотя он никогда раньше об этом не задумывался, сделай он это, он пришел бы к выводу, что родителям нужен был план получше, понадежнее, чем множить долги по кредитке и ждать, пока умрет его дедушка. Особенно потому что теперь, когда дедушка уже умер, выяснилось, что он оставил матери лишь обручальное кольцо ее матери, уродливый мебельный гарнитур из палисандра и расстроенное пианино.
Часть Люка хотела спросить у матери, какого черта она думала. Почему не отправила его в обычную старшую школу с самого начала? Сегодня, когда он вошел в незнакомый класс в слишком чистой, слишком новой, слишком неудобной желтой рубашке-поло, слухи уже пошли бродить по школе. Это тот парень, которого перевели из Святого Георга.
Другая его часть – та, что не могла видеть заплаканные глаза и покрасневший нос матери – хотела взять ее за руку, ласково погладить, сказать, что все будет в порядке, что ему никогда не нравилось в колледже; что теперь она может забирать его со школы в уггах и черной дутой куртке, а не в дизайнерских офисных костюмах или супермодном спортивном прикиде секси-мамочки; что в местной школе есть то, чего в колледже никогда не было и не будет. Девчонки. Она бы рассмеялась.
– Ты справишься сегодня, Люки? – спросила Марианджела.
– А то.
Люк откинул солнечный козырек «Сааба», поднял крышечку маленького зеркальца с обратной стороны и пригладил снова вставшие торчком волосы. Но те, само собой, встопорщились, стоило ему вылезти из машины и вытащить свой рюкзак следом.
– Пока, мам, – сказал он.
– Пока, дорогой, – ответила она и со слезами на глазах послала ему воздушный поцелуй.
– Повеселись сегодня, – велел он.
– Я попытаюсь, – шмыгнула носом мама.
Голосом, до жути напоминающим говорок мастера Йоды, Люк произнес:
– Делай, или не делай. Не надо пытаться.
Патриция О’Хара – Дева, профессиональная домохозяйка, оставшаяся в опустевшем семейном гнезде, мать двух взрослых дочерей, Лариссы и Зейди, готовящаяся стать бабушкой, биржевой гений и специалист по выпеканию нежнейших в мире бисквитов с маракуйей – каждую пятницу добровольно работала в собачьем приюте. И это было лишь одно из многих занятий, которые Патриция себе нашла, чтобы было чем занять себя теперь, когда ее девочки стали жить отдельно. Хотя ей приходилось управлять своим пакетом акций, а еще много вязать, потому что Зейди ждала ребенка, все это едва ли помешало такой энергичной женщине, как Патриция, скатиться к просмотру послеполуденных ток-шоу вроде «Доктора Фила» в обнимку с бутылкой шардонне.
Патриция открыла для себя собачий приют, когда, после долгого траура по Бонни, австралийскому хилеру[86], пошла туда, чтобы выбрать новую собаку. В свой первый визит, проходя мимо рядов клеток, она наткнулась на коричнево-белую борзую, которая сидела в клетке с таким чинным видом, что на ум невольно приходило сравнение с танцовщицей из 1920-х годов, сидящей с чемоданом на обочине и ждущей попутку. Собака посмотрела на Патрицию так, словно хотела сказать «О, а вот и ты, наконец». И эта встреча оказалась большой удачей для обеих, ведь и женщина, и собака обладали врожденной воспитанностью, а еще разделяли любовь к удобным диванам и знали толк в хорошем уходе.
Сперва, несколько пятниц подряд, Патриция выгуливала собак. С эльзасцами, хаски, легавыми, шетландскими овчарками и ши-тцу она ходила по натоптанным тропкам в редком кустарнике рядом с приютом. Она специально купила прелестную новую шляпку от солнца, а к ней кроссовки в молодежном стиле. Она поняла, что все не так радужно, когда пришла ее очередь выгребать собачьи какашки из клеток, но иллюзий она не питала и до этого – если бы в этой работе не было ничего неприятного или неудобного, то сюда бы выстраивалась очередь из желающих.
Тем не менее, администрации приюта потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что таланты Патриции полезнее в другом месте, и отправить ее в офис. Через два месяца с того момента, как стала добровольцем, она уже сортировала почту, корректировала письма для рассылки, вела счета и следила за порядком в базе добровольцев.
Однако каждые несколько месяцев Патриция просыпалась и понимала, что сегодня не просто пятница, а одна из тех пятниц, и ей сразу же хотелось оказаться как можно дальше от приюта. Теми пятницами были дни, когда милая молоденькая девочка – ветеринар, Аннабель Барвик, освобождала один день от работы в своей клинике в городе и отправлялась в приют, чтобы выполнить неприятную, но необходимую работу «во благо».
Пока Аннабель занималась своим делом в операционной дальше по коридору, Патриция сидела в офисе, изо всех сил пытаясь не думать о содержимом крепких пластиковых мешков, которые чуть позже вывезут в кузове муниципального пикапа.