«Я не буду об этом даже думать, по крайней мере, не здесь и не сейчас».

– Ты умеешь жонглировать? – выпалила Арион, уцепившись за вопрос, как за якорь, чтобы не соскользнуть в пучину.

Девочка посмотрела на нее с недоумением.

На столе Арион заметила свой пояс с подсумком.

– Вон там лежат три камешка. Можешь подкинуть их и удерживать в воздухе одновременно?

Сури улыбнулась. Она вынула камешки из сумки, встала на колени и с легкостью подбросила все три в воздух. Хотя потолок был низким, девочка его не задела. Ловя и швыряя камешки, она вскоре заставила их двигаться плотным кольцом.

– Ты так уже делала.

– Тура научила меня… то есть Тура научила я.

– Нет, – сказала Арион. – В этом случае надо говорить «меня».

– Уверена?

– Совершенно уверена.

Сури снова посмотрела на нее недоверчиво. Арион улыбнулась. И не потому, что девочка усомнилась в ее познаниях в фрэйском – Сури жонглировала, не глядя на камешки. Они летали друг за другом, и руки ловили их сами по себе. Представление вышло впечатляющим. Не то чтобы Сури жонглировала лучше всех на свете, но ведь это была девочка-рхун, совсем юная. Арион учили, что рхуны ненамного разумнее животных и разительно отличаются от фрэев и дхергов отсутствием интеллекта. Рхуны не умеют думать, как люди. В основном они действуют инстинктивно. Любое сходство с высшими существами – подражание или совпадение. Однако в данном случае это было маловероятно. И Персефона, и девочка говорили на фрэйском, и девочка жонглировала куда лучше самого принца. Вдобавок плела сложнейшие фигуры просто для развлечения. Как такое возможно, если рхуны не способны думать?

– Кто такая Тура? – спросила Арион, когда Сури поймала камешки и потянулась к сумке.

– Была меня другом. Она вырастила я.

– Нет, надо говорить «Была моим другом и вырастила меня».

Сури скривилась, потом пожала плечами.

– Вы поссорились?

– Почему поссорились?

– Ты сказала, что Тура была твоим другом.

– Она умерла.

Обыденность тона поразила Арион.

– Что ее убило?

Сури посмотрела на нее недоуменно.

– Ничего. Просто умерла. Старая была.

Арион заглянула в темно-карие глаза Сури. Увидев свое отражение, она задумалась, не пытается ли Феррол дать ей знак.

– Почему за мной смотришь только ты? – спросила Арион.

– Не только меня, – ответила Сури. – Персе…

– Не только я.

Девочка-рхун вздохнула и закатила глаза.

– Персефона смотрит тоже, и старуха. Другие работают. У нас времени больше. Мне следует… – Она смолкла, ожидая замечания от Арион. Его не последовало, и Сури продолжила: – Следует решить костяную загадку, но я… – она снова замялась, – могу подумать и здесь.

– Что за костяная загадка?

– Спрашивала у богов про будущее. Они ответили костями цыпленка. – Сури вытащила почерневшую палочку. – Эта очень сильна. Предупреждает об ужасном чудовище. Сила его огромна. Оно всех нас убьет. Думала, это Грин – большущая медведица, живет в лесу. Оказывается, она вовсе не медведь. Она демон, только не знаю, какой именно. Не знаю – не смогу остановить. Вот я и думаю над загадкой. Проблема в том, что времени у нас – до полной луны.

Удивление, которое испытала Арион, обнаружив столь похожего на фрэя рхуна, сменилось разочарованием: девочка верит в предрассудки вроде предсказания будущего по костям, в чудовищ и демонов. Возможно, она и не животное, но все равно существо весьма примитивное…

Сури не оправдала ожиданий Арион. На миг миралииту показалось, будто пропасть между рхунами и фрэями не так уж велика. Плетение фигур и жонглирование камешками буквально указывали на склонность рхунов к постижению Искусства. Сумей Арион предъявить доказательства, шок и отвращение на лице Гриндала стоили бы полученного ею удара по голове. И все же, несмотря ни на что, Сури была рхуном, и их разделяла бездна.

– Проснулась? – нервно спросила Персефона, входя.

Сури встала и потянулась.

– Смотри, – сказала она Арион, ткнув в Персефону. – Я пора уходить.

– Мне пора уходить, – поправила Арион.

– Уверена?

– Совершенно уверена.

Сури скривилась и покачала головой, потом заговорила с волком. Тот тоже встал и потянулся. Оба направились к двери вместе, и вдруг Сури замерла и обернулась.

– Не переживай. Оно вернется.

– Что вернется? – спросила Арион.

Сури лишь улыбнулась и исчезла в дверном проеме.

Капли падали в лужи и поднимали фонтанчики брызг. Персефона сидела на мокрой циновке и смотрела на дождь. Упал лист. Деревьев поблизости не было, наверно, его принесло ветром. Лист задрожал на одном из камней, обрамлявших дорожку, над мутной, грязной жижей.

Влажный воздух снова похолодал. Весна отступила, будто сомневалась в собственных силах. Из родительского дома Брин принесла Персефоне толстое шерстяное одеяло с корявыми цветами, кое-как пришитыми желтыми нитками. Зато грело оно отлично, и Персефона завернулась по самую шею.

– Стало быть, она пришла в себя, а мы все еще живы, – подытожила Мойя. Героиня похода к колодцу вернулась к прялке, спеша закончить работу засветло.

– Она все еще сильно страдает, – заметила Персефона. – И немного не в себе. Кто знает, что случится, когда она поправится.

– С ней снова Сури? – спросила Брин.

Девушка сидела на полу и чесала шерсть. Ей всегда нравилось бывать у Роан, но с появлением Рэйта она находилась там практически безотлучно. Пока дочь справлялась со своими обязанностями, Сара вроде бы не возражала. Брин принесла четыре больших мешка. После недавней стрижки получились целые горы шерсти и соответственно много работы, к которой Брин охотно привлекала всех, кого могла.

– Нет, сейчас очередь Падеры, – ответила Персефона, тоже пытавшаяся чесать шерсть.

Персефоне почти не довелось ни чесать, ни сучить, ни прясть, ни ткать, хотя наблюдала за этими работами она бесчисленное множество раз. Но смотреть и делать – вещи очень разные. Пока Персефона справилась всего с одним пучком. Она хотела взяться за более частый гребень, однако Брин заверила ее, что это куда сложнее. Девочка подключила к делу даже Малькольма с Рэйтом. Шерсти хватало на всех, и никто не смог отказать, видя ее радостную улыбку.