лаком я смогла купить в одной из мастерских в довольно большом количестве. Прикинув объем полученного добра, я поняла, что мне этого хватит как минимум на несколько лет. Ну, может быть, понадобится только пополнить запас лака. Все же коробочки для пущей сохранности лучше покрывать в несколько слоев.

У лака, купленного мной, были определенные минусы – он желтил. Пусть пленка его на изделии будет тонкой, но я с огорчением поняла, что белый фон изделий мне недоступен: он никогда не будет чистым, как снег или молоко. Также при росписи мне обязательно придется учитывать, что все цвета под пленкой лака будут выглядеть немного иначе, чем сами по себе. Целый бочонок льняного масла, которым я собралась пропитывать изделия для прочности, также занял свое место в телеге.

Отдельно, как самую больную ценность, я везла порошок олова. Именно этот скучный порошок, которым натирают отдельные детали шкатулки, при покрытии лаком даст роскошный эффект золота.

Сейчас, потратив на приобретение всех этих богатств и некоторых инструментов сумасшедшую по местным меркам сумму, я отчаянно трусила. Ведь то, на чем я собиралась зарабатывать здесь – довольно сложный процесс, который в Палехе отлаживался годами и десятилетиями, пока не достиг совершенства. А все ли я правильно запомнила?

Я не собиралась в точности повторять палехские рисунки: слишком уж они стилизованы под русскую культуру. Здесь придется разрабатывать свой стиль. Я очень надеялась на помощь Эммы. У нее не было красок, но любимым занятием девочки в свободное время оказалось рисование весьма сложных вензелей, виньеток и длинных каймовых узоров. Я не раз наблюдала, с какой точностью работают ее руки.

Помня о том, что бумаги у нас целый склад и что с ней делать, никто толком не знает, я выдавала девочке столько листов, сколько ей хотелось. Этот поступок, который мне в целом ничего не стоил, приблизил меня в ее глазах к святым. Она перестала дичиться и улыбалась каждый раз, как видела меня. Это сделало ее мать Сусанну гораздо менее зажатой и покорной. Уверившись, что девочку никто не будет обижать, убедившись, что дочь счастлива, теперь Сусанна не боялась дать какой-то совет по хозяйству или подсказать, каких продуктов следует докупить еще. Даже не дожидаясь вопросов и просьб с моей стороны.

Так что я очень надеялась, что сложив на Сусанну большую часть по ведению дома, мы с Эммой сможем заняться зарабатыванием денег, так необходимых на восстановление замка. Тем более, что, вернувшись однажды днем раньше времени, Рольф увидел процесс стирки и пообещал после поездки обязательно взять в замок прачку.

Благодаря этой суете с закупкой красок, лаков и масла мы с Рольфом как разбежались по делам утром, так еще и не виделись: он до сих пор не вернулся с рынка. Я приказала сопровождавшим меня солдатам занести купленное в дом, чтобы какие-нибудь случайные ночные заморозки не испортили все приобретенное, и, поднявшись в свою комнату, хотела просто отдохнуть. Однако не прошло и десяти минут, как в дверь постучались и, не дождавшись разрешения, распахнули ее. На пороге в роскошном атласном платье лимонного цвета стояла госпожа Кларимонда Люге.

-- Госпожа графиня требует вас к себе, – несколько надменно произнесла бывшая сопровождающая и окинула меня внимательным взглядом.

Кажется, госпожа Люге ждала, что я кинусь переодеваться: на мне было простенькое домашнее платье из обычной серой мягкой шерсти, которое я надевала, чтобы бегать по лавкам и магазинам. Мелькнула было мысль отказаться от приглашения, но …

«Она, Анжелка… Она графиня, жена хозяина замка и так далее. Нравится мне это или нет, отказаться – значит, прежде всего, обидеть хозяина. Раз уж мы пользуемся его гостеприимством, это будет очень невежливо. Однако Кларимонда даже не поздоровалась. Не слишком ли мадам зазналась?».

Госпожа Люге вела меня по коридору. Сперва она молчала, но потом не выдержала:

-- Я бы постеснялась, находясь в гостях, пойти к хозяйке дома в такой одежде, – сказано это было как бы в воздух, но, безусловно, относилось ко мне: в коридоре больше никого не было.

-- Я бы постеснялась, находясь на службе, делать замечания гостям хозяина дома.

Я ответила ей ровно так, как требовалось. Мадам Кларимонда, недовольно фыркнув, заткнулась и молча довела меня до двойных роскошных дверей.

Помещение оказалось более чем роскошным. Три огромных окна заливали комнату солнечным светом. Дивной красоты наборной паркет, отражая лучи, блестел так, что начинали слезиться глаза. Стены комнаты были то ли облицованы мрамором, то ли расписаны так, что подделка была неотличима. Пылал огромный камин, вся верхняя полка которого была заставлена всевозможными стеклянными вазами и статуэтками.

Часть пола, примерно половину, покрывали два гигантских ковра с одинаковым рисунком. Вдоль стен комнаты под огромными яркими натюрмортами были расставлены диванчики, кресла и столики, круглые и овальные, которые объединялись в несколько мебельных групп. По мне, комната была излишне помпезная и пригодная только для парадного приема большого количества гостей.

Однако именно здесь, почти теряясь во всем этом золоченом великолепии, у стола рядом с огромной шкатулкой сидела моя сестра, перебирая драгоценности так, чтобы солнечный свет играл на каждом камушке. Она подставляла украшение в яркие лучи, любовалась отблесками и игрой света и несколько небрежно бросала в шкатулку. За ее спиной стояла высокая строгая горничная в коричневом платье и белоснежном льняном фартуке.

Прошло секунд тридцать-сорок, когда я поняла, что Анжелка нарочно не обращает на меня внимания. Не стала дожидаться особого приглашения, прошла к этому же столу и сказала:

-- Рада приветствовать вас, госпожа графиня.

Я поклонилась, как этого требовали правила. Затем я отодвинула стул и села напротив нее. Место я выбрала для себя такое, что между нами оказалась откинутая крышка шкатулки, и больше я не могла видеть, что именно там лежит. Зная любовь сестрицы к показухе, я понимала, что сейчас слегка расстроила ее.

Графиня раздраженно хлопнула крышкой и скомандовала горничной:

-- Уноси!

Затем села поближе к столу и, презрительно фыркнув, начала беседу:

-- Что за убогие тряпки на тебе! Конечно, ты всего лишь баронесса, но уж могла бы выпросить у мужа что-то более достойное.

Я только улыбнулась и промолчала. Вступать с ней в спор и что-то доказывать совершенно не хотелось. Кстати, выглядела сестра очень даже неплохо: никаких отеков или мешков под глазами. Напротив – молодая, красивая и цветущая женщина, одетая в излишне роскошный