родовых краях Мировича, о его предках. Тот ужом закрутился, когда надо было говорить о деде. Стал выдумывать на ходу. Не ведал, что Разумовский, прежде чем принять его, повелел собрать все необходимые сведения и был в курсе измены и деда, и отца.

Выслушав Мировича, Разумовский сказал:

– Слишком тяжко преступление деда твоего, молодой человек! Предать царя, да ещё в такую трудную минуту, и переметнуться к изменнику Мазепе? Не думаю, что государыня простит, не думаю. А твой отец? Что ему нужно было? Зачем тайно ездил в Польшу? Заговор готовил?

– Я-то в чём виноват? – возразил Мирович. – Почто за отца и деда отвечать должен?

– Э-э, молодой человек, отвечать, гутаришь, не должен, а богатством нажитым пользоваться должен? Не-ет… Уж коли от отца и деда отрекаешься, то и от их богатства тоже. И вот что скажу тебе! Ты, молодой человек, сам себе прокладывай дорогу. Старайся подражать другим, старайся схватить фортуну за чуб и будешь таким же паном, как другие.

На том и окончился разговор. Разумовский дал понять, что не задерживает более, – словом, выпроводил просителя, хоть и был тот земляком. Земляк-то земляк, да из роду крамольного. А Разумовские оба – и старший брат Алексей, тайный супруг императрицы Елизаветы Петровны, и он, Кирилл, твёрдо встали на сторону Екатерины Второй. Она же изменников не жаловала.

Мирович стал искать богатую невесту. Да куда там. Отпрыск опального рода никого не интересовал. Шарахались от него родители богатых и знатных невест.

Единственная удача – перевод в Смоленский полк. Он даже не знал, кого благодарить за этот перевод. Послужил, освоился. Ходил в караул, не ведая, почему такая охрана организована и что там в крепости уж такое важное.

И вот наступило лето 1764 года. Люди Никиты Панина начали свою коварную работу. Первым делом сообщили Мировичу, кто находится под столь тщательной охраной в крепости.

В харчевне, за чаркой, незнакомый офицер осторожненько рассказал всё это. Рассказал без риска. Если бы Мирович поднял шум и стал возмущаться, разговорившегося офицера бы «схватили» люди Панина. Правда, в этом случае пришлось бы начинать всё сначала.

Разговор удался. Мирович и так безмерно страдал от безденежья, от необходимости постоянно на всём экономить.

– И ты чего-то ждёшь? Освободи Иоанна, и будешь при нём первым человеком.

– Так он же, сказывают, невменяем.

– Вполне вменяем и находится здесь, в двух от тебя шагах – твоё богатство, твоя знатность у него в руках!

Не сразу, конечно, но Мирович стал заговаривать о таком лёгком пути к богатству и к власти со своими подчинёнными. Искал соратников. Обратил он внимание и на капитана Власьева. Как будто тоже подходил для подобных дел.

К нему подкатился очень осторожно.

А тот неожиданно заявил, что и сам не раз подумывал о том же.

Обрадовался Мирович, а зря. Не ведал он, что Власьев, кроме официальной государственной, состоит на тайной службе у Никиты Панина.

Власьев, конечно же, не знал истинных планов и всех тонкостей дела, но тут же поспешил сообщить Панину о готовящемся заговоре по освобождению Иоанна Антоновича и свержению императрицы.

Что должен был сделать Панин?! Конечно, немедленно доложить государыне. И всё бы решилось быстро и просто. Мировича бы арестовали, пытали, ну и выяснили, что к чему.

Но Панин принял всё к сведению и велел Власьеву ещё пуще нести службу и в опасный момент непременно выполнить инструкцию. Ну и непринятие мер объяснил тем, что заговорщики пока никак себя не проявили, а потому и предъявить им нечего. Государыня не велит наказывать за слова так, как за дела.

Мирович перед телом Ивана VI. Художник И. И. Творожников

Дело закрутилось. Мирович стал готовить выступление, а Власьеву было сказано, что в случае успешного подавления бунта будет высоко награждён.

Граф Никита Панин потирал руки. Как будто бы всё складывалось неплохо. Главное, чтобы Власьев сработал так, как того требовала инструкция. Вполне понятно, что Мирович не смог бы добиться желаемого, но, если бы он вырвал из крепости Иоанна Антоновича и тот исчез из поля зрения, возникли бы десятки, сотни Иоаннов Антоновичей, что создавало хоть и мнимую, хоть и виртуальную, но альтернативу Павлу Петровичу.

Панин всё ещё внешне играл на стороне императрицы. Не мог он только понять одного – насколько ей самой опасен этот безумный узник. Если опасен, ликвидация пройдёт без сучка, без задоринки, а если она вздумает вести следствие серьёзно? Как бы не стали раскапывать и «странное» убийство в Ропше. Дело и вовсе запутанное и никому толком не известное. Сам Панин узнал не сразу, кого убил посланный им киллер. А другим и узнать невозможно было. Всё держалось в строжайшем секрете.

Императрица Екатерина тем временем заявила своим царедворцам, что видела Иоанна Антоновича и что он произвёл на неё ужасное впечатление. Сколько раз она думала о тяжести ответственности за принятое решение. Сколько раз снова и снова рассуждала о несправедливости содержания в темнице безвинного человека. Но так и не могла найти выхода. Ведь тёмные силы, противодействующие России, искали любую возможность расшатать царский трон. Разве не пример тому Смутные времена с самозванцами? Лжедмитрии посыпались как из рога изобилия, да только изобилия-то ужасного, кровавого изобилия.

Между тем офицер, который поведал Мировичу о томящемся в крепости Иоанне Антоновиче, периодически как бы случайно встречался с ним и всеми силами стремился настроить на решительные действия по освобождению узника. Он убеждал, что стоит только вырвать державного узника из рук охраны, привести его в ближайший полк, и восстание начнётся повсеместно, поскольку недовольство императрицей Екатериной Второй растёт и ширится. Мирович верил, потому что реальной обстановки не знал.

Офицер советовал изучить своих подчинённых, выяснить, кого можно привлечь на свою сторону.

– Объясните, какие возможности, какие перспективы! Не прозябать на службе в нижних чинах, а оказаться при дворе. Вон поглядите, как братья Орловы устроились! Все в фаворе! А у вас такая возможность! Царственный узник под охраной.

Мирович не слишком хорошо разбирался в политике, не слишком хорошо был знаком с обстановкой в столице. Человек часто судит о людях, об их мыслях по своим мыслям, по своим делам. Мирович был обижен на то, что не хотят ему возвратить то, что отобрано у деда, ну а о том, что отобрано по заслугам, не думал, потому что невыгодно думать.

Одно сильно тревожило. В случае неудачи неминуема казнь! О том однажды заявил офицеру, с которым всё чаще виделся, причём каждый раз как бы случайно.

– Без риска ничего не