Новый рывок! И от боли в глазах потемнело, а руки потеряли чувствительность, пальцы почти разжались...

— Не отключаться! — голос леди Эйнсворт раздался откуда-то сверху, издалека, а я на миг утопла в бездонном омуте и теперь судорожно пыталась вырваться из него. Новая волна ужаса накрыла меня, когда мерзкая дрянь поползла вверх по ноге, обвивая её на манер змеи.

Нестерпимо захотелось, чтобы прямо сейчас появился Гхар — воплоти, наяву — и спас меня из хватки неминуемой смерти. Но нахаш всё никак не появлялся, ведь это действительно не сон, и рассчитывать приходилось только на себя и двух женщин. Ну, точнее — только на них, ведь я здесь дева в беде. Есть нечто неправильное и даже стыдное в том, что из передряги меня приходится выручать таким же бабам, а не закалённым в боях мужикам: чешуйчатым или нет.

И ещё лошадке... которой вся эта бодяга уже осточертела, так что вытянутая голова начала мотаться из стороны в сторону, будто намереваясь сбросить сбрую. Будь на её месте кошка, уже бы соскребла намордник лапой. Меня мотыляло из стороны в сторону, я пыхтела и таращилась на бессовестную скотину, подруги — а после таких приключений Циара мне точно подруга — пытались удержать меня, но лианы тянули. Я ощутила себя струной, которую подкручивают колками.

Однако лошадь побеждала, и я уже легла на доски пузом.

— Нахер! — позволила себе более крепкое словцо уважаемая дама.

И отпустила меня.

Нет, не полностью, только одной рукой.

Вторая сомкнулась на рукояти сабли. Росчерк стали и мне сразу полегчало, а из глубин преисподней вырвался чудовищный гул: странный, низкий рёв. Похоже, больненько стало пакости. Соловушка тут же вывезла меня из провала и протащила по доскам едва не до дверей. Я успела отпустить повод раньше, чем эта лоснящаяся зверюга развернулась и уцокала подальше — мигом позже, и отпечаток подковы остался бы в жиже из пробитой черепушки.

Наверное, всё случившееся не заняло и минуты, но для меня прошла вечность отчаяния и боли. Говорят, что перед смертью вся жизнь перед глазами проносится. Брешут. Некогда ей проноситься, ты просто не хочешь сдыхать и это нежелание электризует каждый волосок, как молния, ударившая в громоотвод. Плюс нереальность происходящего, наверное, чтобы притупить болевые ощущения.

Теперь они начали проступать сильнее, чем когда меня рвали пополам, хотя шок от случившегося ещё не прошёл. И правильно, ведь ничегошеньки не закончилось.

— Сука! Сука! Сука! — прокатилось позади. И нет, это не Циара. От подруги детства я таких слов слышать не привыкла, так что перепугалась ещё сильнее, если такое возможно в сложившихся обстоятельствах.

Ладони упёрлись в изношенные половицы, в глотку отправился сухой ком слюны. Самостоятельно подняться на ноги я не успела: меня снова подхватили с двух сторон и рывком вздёрнули, да поволокли подальше от...

Бестолково переставляя ходули, я всё же глянула за плечо.

Меня сразу затошнило — от безнадёги.

Засидевшаяся в тухлой темноте монстрюга решила выйти погулять. Косточки поразмять: причём наши, своих у неё определённо нет. Тонкие с кончиков жгуты утолщались и извивались, выползая на свободу; доски не выдерживали и переламывались под весом напирающей на них шевелящейся массы.

Воды вокруг Сиарана всё ещё полны живностью, да и на фермах головоногих разводят, так что осьминогов я видела и даже ела, хотя терпеть не могу. Но эта туша определённо не состояла с ними в родстве. Нет, это нечто совершенно другое, хотя извивающиеся в поисках добычи лианы так и тянет назвать щупальцами. Вот только вместо присосок — шипы, похожие на тысячи коготков, таких же чёрных, как вся громадина.

Следом поднялась... голова? Да, наверное, это самое подходящее слово. Гладкая и блестящая, она не имела глаз, но вот распахнулась на славушку — в такую пасть можно на телеге заехать. Белокостные выросты клыков заполонили окраину этого ротика, но внутри я не заметила языка или чего-то похожего. Зато услышала утробный глас чудовища: всё тот же низкий гул, от которого лошади пришли в полное и окончательное неистовство, а чешуйчатые хищники наверху издали испуганное верещание и, кажется, свалили от греха подальше. Как и говорила, умные они сучки.

Нам бы вот тоже свалить.

— В седло, живо! — Циара подтолкнула нас с Сандой к соловой кобыле, которая затравленно жалась в угол и потряхивала головой, а сама опрометью ринулась к коню. Вовремя: хищные лианы уже подползали к храпящему и бьющему копытом жеребцу. У меня тоже парочка нашлась: я не сразу почувствовала этих червяков на сапогах, но опустив глаза, тут же стала отдирать извивающиеся куски чужеродной плоти.

— Тихо, Соловушка, тихо... — ворковала Санда, подступая к обретшей волю кобылке. Другая лошадь притянула мой взгляд.

Если честно, я бы бросила Кралю без раздумий: очень уж строптивая гадина. Но уже отвязанная лошадь сама подскочила к Соловушке, так что я сунула ногу в стремя и перебросила её через белый, вспотевший от ужаса круп. На удивление кобыла не возражала и даже не попыталась меня сбросить: поди настолько перепугалась, что сочла любое общество за благо. Ну, там, уверенность ездока, которая передаётся лошади... Ага, трижды ха, а не уверенность от меня сейчас исходила.

Смолянистая шкура, или лучше сказать, кожица существа поблёскивала в косых лучах солнца, сочившихся из кровельного пролома. Своей гладкостью голова напоминала китовью, да и вообще было что-то... обтекаемая и кургузая, будто у касатки. Но всё же не очень похожая; ладно, не время разглядывать тварь, которая собирается пустить тебя на удобрения. Да, это скорее всего растение — или помесь животного с растением. Совсем вылетело из головы, Гхар же что-то такое рассказывал. Нет? Может, фрагмент из его воспоминаний? Вроде было нечто